— В гости заглянули? — поинтересовался он.

— Сагамор! — говорит папа. — Ах ты, старый мошенник.

Значит, подумал я, это и есть дядя Сагамор. Но я все равноникак не мог взять в толк, откуда он там взялся и как умудрился проникнуть вдом так, что мы его даже и не услышали. Он прислонил дробовик к стене.

— Давненько не видал тебя, Сэм.

— Лет этак восемнадцать, по моему счету, — отвечает папа. Мывсе поднялись на крыльцо, они пожали друг другу руки, и мы уселись около двери.

— Откуда ты взялся, дядя Сагамор? — не вытерпел я. — Язаходил в дом, а тебя там не видел. И что строит тот чудак возле озера? Ипочему ты не отнес эти шкуры подальше от дома?

Он повернулся и смерил взглядом сперва меня, а потом папу.

— Твой мальчонка, Сэм?

— Да, это Билли, — сказал папа. Дядя Сагамор кивнул:

— Смекалистым, видать, парнем вырастет. Уйму вопросовзадает. Наверное, будет знать больше, чем все судьи мира, вместе взятые, еслитолько кто-нибудь возьмет на себя труд отвечать ему.

Дядя Сагамор поднялся, зашел в дом и вернулся с двумя стекляннымикувшинами, до краев полными чем-то прозрачным, навроде воды. Один он поставилна пол за дверью, а второй протянул папе и сел на корточки. Папа без остановкиобмахивался шляпой, но ни словом не обмолвился про вонь из корыт.

Он отпил из кувшина и, не в силах отдышаться, вернул егообратно дяде Сагамору. На глаза у него навернулись слезы.

— А старый колодец ничуть не изменился, — крякнул он.

Кого, спрашивается, они хотели одурачить? Уж только не меня.Я-то знал, что никакая это не вода, но промолчал.

Дядя Сагамор вынул из-за щеки здоровенный кус табака,зашвырнул его куда-то во двор и присосался к кувшину. Адамово яблоко у него нашее так и заходило вверх-вниз. Потом он отер рот тыльной стороной ладони. Унего-то небось слезы не выступили.

— Кстати, — сообщил папа, — там на холме мы повстречалипарочку охотников на самолеты. Они глядели в эту сторону в бинокли.

— В белых шляпах? — поинтересовался дядя Сагамор.

— Угу, — подтвердил папа. — А у одного еще и золотой зуб.Видок у них самодовольный, только что не лопаются от спеси.

Дядя Сагамор важно кивнул:

— Шерифовы парни. Трудятся не покладая рук, вечно пекутся олесных пожарах. Целыми днями следят, нет ли где дыма.

— И как, находят? — спросил папа.

— Ну, всякое бывает, — отозвался дядя Сагамор. — То пень отмолнии загорится, то еще что. Но они вмиг заметят, ни за что не пропустят.Слетаются всем скопом, точно мухи на мед. — Он снова отпил из кувшина и хмыкнул.— На днях тут неподалеку загорелось старое бревно, и, представь себе, какой-тобеспечный кретин позабыл рядом с ним двадцать, а то и все тридцать динамитныхшашек. Видать, пни корчевал. Словом, едва вся эта орава вывалила из кустов,тут-то оно и рвануло. Будь я проклят, ежели они не расчистили мне добрый акрновой земли, спеша унести ноги. В жизни не видывал, чтобы так мчались сквозькусты напролом. Папа тоже сделал еще глоток.

— Приятно, однако, знать, — заметил он, — что блюстителизакона так бдительно охраняют твой покой.

— То-то и оно, — согласился дядя Сагамор. — Собственноговоря, они приедут сюда с минуты на минуту.

Ровнехонько в ту же секунду с вершины холма донесся грохот,словно кто-то проехал прямиком сквозь проволочные ворота, не удосужившисьсперва их открыть. А потом мы увидели и саму машину. Она неслась вниз посклону, трясясь и подпрыгивая на ухабах, словно жокей на брыкалистой лошадке.Позади клубилась туча пыли, и автомобиль то и дело подлетал фута на три ввоздух. Они явно спешили.

— Была у меня мыслишка взять и подправить маленько дорогудля этих парней, — сказал дядя Сагамор. — А то они просто бич для нас,налогоплательщиков. Поглядите только, как они бьют государственную машину наухабах. — Он замолк и сокрушенно покачал головой. — Да вот только все недосуг,дел больно много.

С этими словами он спрятал кувшин за дверь, а вместо неговытащил тот, что стоял на полу.

— Сдается мне, ребята не откажутся пропустить по маленькой,— произнес он и сунул кувшин папе в руки, словно так и было. — Только я был быс этим поосторожнее. Вдруг туда невзначай попала чуточка кретонового масла.

— Ясненько, — отозвался папа и, запрокинув голову,приложился к кувшину, но глотать почему-то не стал. Я спросил, что такоекротоновое масло. Они ничего не ответили, и я вспомнил, что дядя Сагамор нелюбит, когда ему задают вопросы.

Тут водитель ударил по тормозам, шины завизжали, и машина, проехавеще футов тридцать, остановилась под деревом. Дядя Сагамор вскинул голову,точно только что приметил гостей, забрал у папы кувшин и отставил его на пол,сбоку от себя, так чтоб спереди было не видно. Из машины и впрямь вылезли тедвое, что караулили самолеты, и только направились было к нам, как вонищадобралась и до них. Они принялись чихать и задыхаться, отплевываясь и разгоняявоздух шляпами, но не остановились. Вид у них был предовольный. Они всеухмылялись, словно с чем-то поздравляя друг друга.

Дядя Сагамор словно невзначай поправил прислоненный к стенедробовик, как бы проверяя, устойчиво ли он стоит.

— Заходите, присаживайтесь, парни, — пригласил он.

Они поднялись на крыльцо. Тот, что с золотым зубом, былдолговязым и тощим, а носище почти как у дяди Сагамора, а подбородок длиннющий,как лошадиная морда. Волосы у него были какие-то маслянистые, короткообстриженные по бокам, но длинные на макушке и прилизанные бриллиантином.Второй был тоже тощим, но не таким долговязым, с кудрявыми черными волосами иэтакими задорными усиками, которые точно нарисованы фломастером на верхнейгубе. В придачу к усам он носил еще и баки.

Оба строили страх какие многозначительные мины.

— Уж не взыщите, что сломали вам ворота, — говоритзолотозубый, обмахиваясь шляпой, — но мы спешили предостеречь вас, прежде чемвы выпьете слишком много этой колодезной воды. В округе, знаете ли, найденывозбудители тифа.

— Да неужто? — удивился дядя Сагамор. Они переглянулись стаким видом, словно вот-вот лопнут со смеху, несмотря на вонь.

— Разумеется, — подтвердил тот, что с усиками. — Ипредставьте только, шериф как раз нынче утром и велел нам, принесите-ка, мол,ребятки, пробу воды из колодца Сагамора Нунана. Нельзя же, чтобы он свалился стифом, никак нельзя.