За целый час мы с мужем не обменялись ниединым словом. Выходили в приемную, курили, пили кофе – и возвращались. Такповторялось несколько раз. Заметив, что сотрудница, занимавшаяся нами,проявляет признаки нетерпения, и поняв, что решать надо сейчас же, сию минуту,я повиновалась инстинкту, который осмелюсь назвать материнским, и, словно бынайдя свое дитя, в этом воплощении выношенное и рожденное другой женщиной,указала на колыбельку, где лежала девочка.

И та самая сотрудница, что явно начиналатерять терпение, предложила нам подумать еще. Но я уже сделала выбор.

Смирившись, она осторожно, стараясь не задетьмоих чувств (она знала, что у нас – высокие связи в румынском правительстве),шепнула на ухо так, чтобы не слышал мой муж:

– Добра не будет. Это – дочь цыганки.

Я ответила, что культура в генах не заложена ичто трехмесячная девочка станет нашей с мужем дочерью и мы воспитаем ее всоответствии с нашими традициями и обычаями. Она будет ходить в ту церковь,куда ходим мы, загорать на пляжах, где любим бывать мы, свои первые книжкипрочтет по-французски, а когда придет время – поступит в американскую школу вБейруте. Я тогда ничего не знала о цыганской культуре, да и сейчас – тоже. Мнебыло известно лишь, что они кочуют с места на место, редко моются, обманываютлюдей и носят серьги. О них говорят, будто они воруют детей, но ведь здесьпроизошло как раз обратное: ребенок был брошен – как будто для того, чтобы онем заботилась я.

Сотрудница еще пыталась разубедить меня, но яуже подписывала бумаги. Когда мы летели в Бейрут, мир, казалось, преобразился.Бог придал моему бытию смысл, и мне было теперь ради чего жить и бороться вэтой юдоли слез. Все наши усилия получили теперь оправдание.

Шерин росла умницей и красавицей. Наверно, всеродители так говорят о своих детях, но моя дочь и вправду была исключительна.Когда ей было уже лет пять, один из моих братьев сказал мне, что, если онакогда-нибудь захочет уехать работать за границу, имя выдаст ее происхождение, апотому лучше назвать ее нейтрально – ну вот хоть Афиной. Тогда я не знала, чтоэто не только название греческой столицы, но и имя богини мудрости. И войны.

Может быть, и мой брат знал это, а кроме того,прекрасно разбирался в том, какие проблемы может сулить в будущем арабское имя:он занимался политикой и хотел спасти свою племянницу от тех бед, которыечерными тучами, пока заметными только ему одному, уже собирались на горизонте.Самое удивительное – Шерин понравилось звучание этого слова. В тот же день онастала называть себя «Афина» – и отговорить ее не удалось никому. Чтобыдоставить ей удовольствие, мы согласились, уповая в душе, что увлечение еескоро пройдет.

Способно ли имя воздействовать на жизнь того,кто носит его? Ибо время шло, имя прижилось, а мы привыкли к нему.

В двенадцать лет обнаружилось, что она оченьрелигиозна: ежедневно ходила в церковь, наизусть знала Писание, и это былоодновременно и благодатью, и проклятием. Я опасалась за судьбу своей дочери вмире, с каждым днем все сильнее раздираемом на части религиозной рознью. В этомвозрасте Шерин уже не раз говорила нам – так, будто это само собой разумеется,– что у нее есть целый сонм невидимых друзей – ангелов и святых, чьиизображения мы видели в церкви. У всех детей бывают видения, о которых они подостижении определенного возраста перестают даже вспоминать. Они склонныодушевлять своих кукол или плюшевых мишек. Но когда однажды я пришла за Шерин вшколу и услышала, что «ей предстала женщина в белом, похожая на Деву Марию», торешила, что уж это – чересчур.

Я, разумеется, верю в ангелов. Верю, что ониразговаривают с маленькими детьми, но если это происходит с подростками,значит, что-то не так. Я знаю несколько случаев, когда пастушкам иликрестьянам, уверявшим, что видели женщину в белом, это в конце концов сломаложизнь, ибо люди бросались к ним в неистовой жажде чуда, священники впадали возабоченность, а в деревни стекались тысячи паломников. Бедняги оканчивали своидни в монастыре. Ну так вот, все это меня очень встревожило: в таком возрастедевочкам полагается интересоваться тонкостями макияжа, красить ногти, смотретьдушещипательные сериалы по телевидению. А тут что-то не то. И я обратилась кспециалисту.

– Напрасно беспокоитесь, – сказал он.

Для врача-педиатра, занимающегося детскойпсихологией, невидимые друзья были всего лишь проекцией снов, помогающейребенку выявить свои желания, высказать чувства. Так что тревожиться не о чем.

– Да, но видение женщины в белых одеждах? –сказала я.

На это он ответил, что дело, быть может, втом, что наш с мужем взгляд на мир немного чужд Шерин, наши объяснения невполне ее устраивают. И предложил постепенно готовить почву для того, чтобы современем рассказать ей, что она – наша приемная дочь. По его мнению, самоескверное произойдет, если она сама обо всем догадается – в этом случае онапотеряет веру во все и поведение ее может стать непредсказуемым.

С этого дня мы начали разговаривать с дочерьюпо-иному. Не знаю, остается ли в памяти человека то, что называется«первоначальные впечатления бытия», но мы с мужем, как могли, пытались показатьШерин, что мы ее любили и любим так сильно, что ей нет нужды искать убежища ввоображаемом мире. Она должна была понять, что и видимый мир – прекрасен, апапа с мамой уберегут ее от любой опасности. Бейрут был красив, пляжи – залитысолнцем, заполнены людьми. Стараясь избегать открытого столкновения с «женщинойв белых одеждах», я теперь уделяла дочке больше времени – приглашала домой ееодноклассников и не упускала ни малейшей возможности проявить к ней нежность иласку.

Это принесло свои плоды. Более того – мой мужчасто уезжал по делам, и Шерин скучала по нему. Во имя любви я решила изменитьстиль его жизни, и теперь мы больше времени проводили втроем.

Все шло хорошо до той ночи, когда она с плачемвбежала ко мне в спальню, твердя, что ей страшно и что она ощущает – ад совсемблизко.

Муж в очередной раз был в отъезде, и я сперваподумала, что в такое отчаянье девочку привела разлука с ним. Но при чем тутблизкое соседство ада? Неужели она услышала об этом в школе или в церкви? И ярешила, что наутро отправлюсь к ее учительнице.