– Святая Тереза не противилась настигшей ееболезни – наоборот: она увидела в ней знак Славы. Святая Тереза была намногомоложе меня, когда решила уйти в монастырь. Ей было всего пятнадцать. Ейотказали в пострижении, но она не смирилась и решила добиться встречи с самимПапой. Можете себе представить, каких усилий это стоило?! Получить аудиенцию уПапы Римского! Тем не менее она достигла своей цели. И та же Слава просит меняо чем-то гораздо более простом и благородном, нежели болезнь. О том, чтобы ястала матерью. Если ждать и откладывать, я не смогу стать своему ребенку другоми единомышленником, ибо слишком велика будет разница в возрасте.

– Ты не одна такая, – возразил я.

Но Афина продолжала, словно не слыша:

– Я испытываю счастье лишь в те минуты, когдадумаю, что Господь существует и слышит меня. Этого недостаточно, чтобыпродолжать жить, и все кажется мне бессмысленным. Я притворяюсь веселой исчастливой, я скрываю печаль, чтобы не огорчать тех, кто так любит меня и такволнуется из-за меня. Но недавно я всерьез подумывала о самоубийстве. По ночам,перед тем как заснуть, я подолгу разговариваю сама с собой, пытаюсь прогнатьэту мысль, потому что уход из жизни будет вопиющей неблагодарностью поотношению ко всем: это – бегство. По утрам я прихожу сюда и говорю с Девой,прошу, чтобы избавила меня от демонов, с которыми борюсь ночью. Пока этопомогало, но я чувствую, что начинаю слабеть. Я знаю: у меня естьпредназначение. Прежде я отказывалась от него, а ныне обязана принять. Этопредназначение – стать матерью. Либо я исполню его, либо сойду с ума. Если несмогу увидеть, как растет во мне новая жизнь, – не смогу и принять ту жизнь,что происходит вовне.

Когда родился Виорель, мне исполнилось 22года. Теперь я уже был не студент, только что женившийся на своей бывшейоднокашнице, а взрослый человек, несущий на своих плечах тяжкое бремяответственности за семью. Мои родители, даже не появившиеся на церемониибракосочетания, предложили, если я разведусь, высылать определенную сумму насодержание и воспитание ребенка (переговоры об этом вел отец, а мать толькорыдала в трубку, то твердя, что я сошел с ума, то повторяя, что ей так хочетсявзять на руки внука). Я надеялся, что, когда со временем они поймут мою любовьк Афине и мое решение делить с нею жизнь, это сопротивление ослабеет.

Ничего подобного. И теперь мне было необходимокормить семью. Я бросил университет, хотя до защиты диплома оставалось недолго.И вскоре состоялся телефонный разговор с отцом, который грозил лишить менянаследства, но в том случае, если одумаюсь, обещал мне, как он выразился,«временную финансовую помощь». Юношеский романтизм требует от нас радикальныхпоступков, и я отказался, заявив, что справлюсь со своими проблемами сам.

До рождения сына Афина старалась помочь мнелучше понимать себя самого. И происходило это не благодаря сексу – оченьробкому, надо признаться, – но через посредство музыки.

Музыка – сверстница рода человеческого,объясняли мне потом. Наши далекие предки передвигались с места на местоналегке, но, как установила современная археология, кроме самого необходимогоскарба обязательно брали с собой и музыкальный инструмент – чаще всего барабан.Музыка ведь не только умиротворяет, или развлекает, или услаждает наш слух –нет, это еще и идеология. Скажи мне, какую музыку ты слушаешь, и я скажу тебе,кто ты.

Наблюдая за тем, как танцевала Афина во времясвоей беременности, слушая, как она играет на гитаре, чтобы ребенок, которогоона носит, был спокоен и знал, что его любят, я начал понимать, что еемировоззрение сильно влияет и на мою жизнь. Когда новорожденного Виореляпринесли домой, мы прежде всего дали ему послушать адажио Альбинони. Когда унас случались ссоры, именно сила музыки – хоть я так никогда и не смогустановить никакой логической связи между тем и другим – выводила нас изтрудных положений.

Впрочем, вся эта романтика денег заработать непомогала. Я ни на чем играть не умел и не смог бы даже устроиться вкакой-нибудь бар развлекать клиентов, а потому в конце концов нашел себе месторасчетчика в одной строительной фирме. Оплата была сдельная – и более чемскромная, – а потому я уходил рано, а возвращался поздно. Сына почти не видел –он спал – и почти не мог разговаривать с Афиной или заниматься с ней любовью,потому что она была слишком утомлена. Я без конца задавал себе один и тот жевопрос: когда же мы сумеем поправить наши финансовые дела и обретемдостоинство, которого заслуживаем? Хотя я соглашался с Афиной, когда она говорила,что в большинстве случаев диплом – вещь бесполезная, однако в инженерном деле,например (как в юриспруденции и медицине), самое главное – сумма техническихпознаний, без которых мы будем рисковать жизнью других людей. А мне пришлосьпрервать обучение делу, которое я сам для себя выбрал, и отказаться от мечты,которая была очень важна для меня.

Начались ссоры. Афина жаловалась, что я уделяюмало внимания ребенку, что тот нуждается в отце, что, в конце концов, могла быобойтись и без меня, чтоб не создавать мне столько проблем. Не раз уже я хлопалдверью и уходил из дому, крикнув напоследок, что она меня не понимает и что яне понимаю, как согласился на это «безумие» – обзавестись в двадцать летсемьей, не успев стать на ноги. Секс постепенно тоже сошел на нет – отусталости ли или от того, что мы постоянно раздражали друг друга.

Я пребывал в подавленном состоянии, считая,что женщина, которую я люблю, использует меня в своих целях. Афина замечала моюдепрессию, но вместо того, чтобы помочь мне, сосредоточила всю свою энергию насыне и на занятиях музыкой. Время от времени я разговаривал с родителями инеизменно слышал, что «она завела ребенка, чтобы удерживать тебя».

С другой стороны, очень усилилась еерелигиозность. Она потребовала, чтобы новорожденного окрестили по всемправилам, и выбрала ему имя Виорель – румынского, кажется, происхождения. Ядумаю, если не считать нескольких эмигрантов, это был единственный Виорель навсю Англию, но мне это имя нравилось, и я осознавал, что Афина устанавливаеткакую-то странную связь с прошлым, которое толком и прожить-то не успела, – ссиротским приютом в Сибиу.

Я пытался приспособиться ко всему, ночувствовал, что теряю Афину из-за ребенка. Ссоры происходили все чаще, Афинастала грозить, что уйдет из дому, потому что Виорель «нахватывается»отрицательной энергии из-за нездоровой обстановки. И однажды вечером, послеочередной такой угрозы из дому ушел я, думая, впрочем, что немного остыну ивернусь.