Где камень сегодня, я не знаю. Скорее всего, хранится всейфе у какого-нибудь миллиардера, который добыл сокровище незаконно и потомуне смеет никому его демонстрировать. Во всяком случае, вот уже более полувека,как я не встречал о нем никаких упоминаний… И все же мы обязаны его отыскать!Именно этой задаче я посвятил всю свою жизнь. Историческая миссия Дорнов –поиск Райского Яблока!

Глаза профессора засверкали, пальцы что было силы сжалиплечо Ластика, но тот, охваченный волнением, не почувствовал боли.

– Я готов вам помогать, но… я не понимаю, зачем вам нуженименно я? Ведь я всего лишь мальчик, я еще маленький.

– В том-то и дело, что маленький! – вскричал ученый. – Мненужен маленький Дорн. Почему именно Дорн – я вам уже объяснил. А почемумаленький, растолкую чуть позже. Сначала вы должны понять, почему из всехмаленьких Дорнов я остановил свой выбор именно на вас.

Да будет вам известно, что на сегодняшний день в миресуществует пятьдесят два прямых потомка Тео Крестоносца в возрасте от восьми додвенадцати лет.

– Почему от восьми?

– Потому что дети моложе восьми лет еще несмышленыши, заисключением вундеркиндов, а вундеркиндов среди ныне здравствующих Дорнов мною,к сожалению, не обнаружено.

– Понятно. А почему только до двенадцати?

– Потому что потом дети вырастают и становятся слишкомкрупными. Правда, в Мексике живет один карлик, Пабло де Дорн. Он мог быподойти, если б меньше любил текилу. О, я очень долго не мог найти правильногоДорна! Уже думал усыновить какого-нибудь подходящего мальчика и дать ему своюфамилию. Это теоретически возможно, но рискованно. Настоящие Дорны – во всякомслучае многие из них – отличаются наследственной удачливостью, а без нее внашем деле никак не обойтись. Усыновленным это полезное качество, к сожалению,передается не сразу. Во всяком случае, не в первом поколении. И потом, тут ведьеще важно, где именно обитает мальчик. Желательно, чтобы он жил недалеко отдыры.

– От чего? – поразился Ластик.

Но Ван Дорн пропустил вопрос мимо ушей – так был увлеченсобственным рассказом.

– Я очень рассчитывал на вашего американского семиюродногобрата Берни. Он отлично подошел бы для Бруклинского кладбища – там неплохойвыход в январь 1861 года. Видите ли, 3 апреля того же года в Нью-Йорке нааукционе был выставлен на продажу алмаз, очень похожий на наш. Однакооказалось, что Берни ест слишком много попкорна и ни за что не пролезет в щель.До экзаменовки даже не дошло.

Ваш итальянский пятиюродный брат мог бы сгодиться для Генуи1347 года, он благополучно прошел первый экзамен, но срезался на втором –оказался тугодумен, что с Дорнами вообще-то бывает редко. Потом я занялсяюжноафриканским десятиюродным. Он мулат, и мог бы пригодиться для островаБарбадос, где Яблоко мелькнуло в 1702 году. Увы – провалился на четвертомиспытании. Вы же сдали все четыре экзамена самым блестящим образом.

– А? – поразился Ластик, забыв о том, что говорить взрослым«А?» очень невежливо. – Какие четыре экзамена? Когда?

– Я должен был убедиться, что вы, во-первых, смелы,во-вторых, находчивы, в-третьих, великодушны и, в-четвертых, удачливы. Безчетырех этих качеств лучше и не пытаться искать Яблоко. Неужели вы не заметили,что сегодня утром с вами все время происходили странные вещи?

– Заметил…

– Вы не побоялись войти в темный подвал, откуда вас звалнепонятный, жуткий голос. Это значит, что любознательность в вас сильнеестраха.

– А что это был за голос?

– Ерунда, – махнул рукой Ван Дорн. – Спрятанный магнитофон сдистанционным управлением. Итак, я установил, что вы смелы. Но, может быть, этоот недостатка фантазии и неразвитости ума? Знаете, самые отчаянные храбрецыэто, как правило, люди, лишенные воображения. Но вы в два счета придумали, какобмануть свирепого пса. Это испытание устроить было еще проще: я заплатилнемного денег хозяину собаки, чтоб он на десять минут привязал ее в подворотне.

– И бомжа Миху подговорили тоже вы?

– Разумеется. Это был экзамен на милосердие, очень важный.Без благородства смелость и острый ум превращаются в величину отрицательную. Ноу вас, слава Богу, оказалось доброе сердце. А самым трудным испытанием былопоследнее – на везучесть. Вы выдержали его триумфально.

– Значит, экзаменов было четыре? А как же мое отражение встене? – вспомнил Ластик самое первое из утренних происшествий.

– Какое еще отражение? – Профессор пожал плечами. – Про этоя ничего не знаю. Но то, что по удачливости вы можете потягаться со своимпрадедом Эрастом Петровичем, сомнений не вызывает.

– Это как посмотреть, – уныло вздохнул Ластик, вспомнив оскандале в лицее. Он так увлекся беседой, что совсем забыл о своем несчастье. –Меня из-за ваших экзаменов из школы выгоняют. И, может, даже с «волчьимбилетом».

Но мистер Ван Дорн про Ластиково горе и слушать не стал.

– В ваших руках судьба мира, а вы говорите о каких-томелочах! Я понял, что вы и есть тот самый Дорн, когда узнал, в каком доме выживете! О, как мне хотелось, чтобы вы выдержали испытания! И вы их выдержали!Маленький Дорн, живущий рядом с ходом – это феноменальное совпадение! То есть,конечно, ничего страшного не было бы, если б вы жили и в другом районе, но яверю в великий смысл совпадений! Так называемые случайности никогда не бываютслучайными!

Высказав эту замысловатую мысль, ученый сделал драматичнуюпаузу. Помолчав с полминуты, подмигнул и вкрадчиво прошептал:

– Знаете ли вы, что из подвала дома номер

1 по улице Солянка, то есть вашего дома, есть превосходнаядыра, ведущая именно туда, куда нужно?

Уже во второй раз Ван Дорн заговорил о какой-то непонятнойдыре.

– Да что за дыра-то? – во второй раз спросил Ластик.

– «Chronohole», или «хронодыра», мой юный друг, – это такойлаз, по которому можно попасть в другое время.

За последние полчаса Ластик наслушался всякого, но это ужбыло чересчур.

– Да разве можно попасть в другое время? – недоверчивоспросил он.

Мистер Ван Дорн хмыкнул, будто «юный друг» сморозилчудовищную глупость.

– Разумеется. Время буквально истыкано дырами, как головкашвейцарского сыра.