Наконец мне повезло. Я нашла чудо какиезамечательные ботинки: кожаные внутри и снаружи, очень практичные, на удобномкаблуке, и на ноге сидят как влитые. Цена, правда, кусается – семь тысячрублей, зато прикреплен ярлычок «50%». Значит, куплю за половину стоимости.

– Да, – подтвердилапродавщица, – вы получите на них скидку пятьдесят процентов, но толькоесли купите еще три пары обуви.

– Какие еще три пары? – обалделая.

– Дело в том, чтопятидесятипроцентная скидка дается только на четвертую пару, –скороговоркой зачастила девушка. – Вам надо купить еще три. Но это безумновыгодно, они ведь тоже идут со скидкой: тридцать процентов – на вторую пару,сорок процентов – на третью!

– А первую пару я, выходит, покупаюпо полной стоимости?

– Да, – радостно закивалапродавщица, – но к ней вам подарят дисконтную карту, по которой вы исможете потом получить все скидки. Это безумно выгодно!

Кажется, я поняла. Чтобы купить нужнуюобувь со скидкой, надо также приобрести много ненужной обуви. Правда, наненужную обувь тоже дают некоторую скидку, но ведь ее я вообще не хочу покупатьи, возможно, никогда не буду носить! То есть, если разобраться, я куплю однупару обуви по цене четырех!

Я поделилась открытием с Зойкой, но она нестала меня слушать.

– Ты ничего не понимаешь, это безумновыгодно! – твердила она, явно позаимствовав фразу у продавщиц.

В результате подруга купила полусапожки свышивкой, лодочки безумного фиолетового цвета, мокасины под змеиную кожу ибосоножки с огромной красной бусиной. Бесплатно она получила тапочки с беличьейопушкой – только на них во всем магазине висел ярлычок «100%».

Мы вернулись ко мне домой, Зойкаизможденно упала на диван и выдохнула:

– Уф, день прошел не зря! Столькообуви купила, и практически даром! А ты меня еще отговаривала!

– Давай-ка подсчитаем, во сколькотебе обошлась каждая пара, – предложила я.

Зойка достала чеки, я взяла калькулятор.

– Так, сначала складываем, потомделим... Ага, получается, что каждая пара, включая тапки, стоит девяносто тридоллара. За такие деньги ты можешь купить обувь в любом магазине, безо всякойраспродажи и в нужном тебе количестве.

У подруги округлились глаза.

– Как же так? Ничего не понимаю! Этоже должно быть очень выгодно!

– Это и правда очень выгодно, тольконе для тебя, а для магазина.

Зойка вскочила на ноги:

– Я немедленно иду сдавать обувьобратно! Пусть вернут мои деньги!

– Увы, не получится. Она ведьпродавалась со скидкой, значит, вернуть ее ты не имеешь права. Разве толькотапки с беличьей опушкой. Но их глупо возвращать, тебе же их подарили.

Зойка плюхнулась на диван и протянула:

– Люська, я, кажется, лоханулась...

Ничего удивительного. Судя по рекламнымакциям и ценам в московских магазинах, слово «скидка» произошло от глагола«кидать».

Зойка продолжала охать и причитать, когдау меня зазвонил телефон. Я сняла трубку:

– Слушаю.

– Люсенька, умоляю, не бросайтрубку! – завизжал голос. Я с трудом узнала Свету Рзаеву. – Отдай имсто тысяч долларов, иначе они меня убьют! А-а-а, перестаньте, мне больно!Больно! А-а-а!!!

– Немедленно прекратите еемучить! – закричала я.

– Конфетка, – услышала язнакомый мужской голос, – мы охотно перестанем ее мучить, только верниденьги.

– Но я ничего не брала! Где я возьмусто тысяч?

– Где хочешь, это не мое дело. Ячеловек маленький, у меня приказ. Если денег не будет, твоя подружка умрет вмучениях. А чтобы ты нам поверила, прямо сейчас мы сломаем ей руку. Левую.

Послышался ужасный хруст, потом дикий,нечеловеческий вопль.

От ужаса я выронила телефон. Зойкасмотрела на меня во все глаза:

– Что случилось?

Я молчала, пытаясь собраться с мыслями.

– Да что случилось-то?!

– Случилось страшное. Не знаешь, гдеможно раздобыть сто тысяч долларов? Нужны позарез.

– Зачем тебе?

Я рассказала про похищение, требованиевыкупа и сломанную руку.

– Бред какой-то! – отреагировалаподруга. – Слушай, а может, у нынешней молодежи такие шуточки? Может, этомодный прикол, а мы, старые клячи, не в курсе?

– Да не похоже на розыгрыш. Уж оченьэтот мужчина убедителен. А ты слышала крик?

Она передернула плечами.

– Да, просто жуткий.

– Надо где-то достать деньги, –медленно сказала я.

– Не понимаю, чего это ты так о нейбеспокоишься, – ревниво заметила Зойка. – Разве она твоя лучшаяподруга?

– Да нет, мы просто коллеги.Наверное, это у меня чувство вины.

– Ага, – оживилась Зоя, –значит, ты и вправду взяла ее деньги?

– Да не брала я никаких денег! Втом-то и дело. Это такое чувство вины, когда ты ничего плохого не делала, новсе окружающие убеждены в обратном и навязывают тебе чувство вины. Понимаешь?

– Нет, не понимаю.

На меня неожиданно нахлынули детскиевоспоминания. Однажды, когда мне было лет пять, я пришла в гости к подружке. Мыс ней беззаботно играли до тех пор, пока ее бабушка не сообщила, что со столана кухне исчезли двадцать копеек. Она, мол, пришла из магазина и сдачу –бумажный рубль и монету в двадцать копеек – положила на стол. Рубль на месте, амонета пропала. И как раз пять минут назад я заходила на кухню попить воды...

В то время на двадцать копеек можно былокупить пломбир в вафельном стаканчике или, если добавить еще две копейки,пирожное «корзиночку». Они обе – подружка и ее бабушка – уставились на меня,ожидая, что я признаюсь. Я не признавалась, а только лепетала, что даже неподходила к столу и не видела, что там лежит. Бабка добрых полчаса увещевалаотдать монету, обещая, что мне ничего за это не будет. Я стояла на своем: денегне брала.

Сейчас-то я понимаю, что подружка самастащила у бабки денежку или, может, бабка была в маразме, но то ощущениеполнейшего бессилия что-либо доказать я помню до сих пор. Естественно, такихслов, как «презумпция невиновности», я тогда не знала.

Зойка решительно тряхнула головой.

– Ерунда, забудь. Там было двадцатькопеек, а тут сто тысяч долларов. Какое еще чувство вины?

Я молчала, и она раздраженно продолжила:

– Ну ладно, допустим, эту Светупохитили и даже руку сломали. Но ты-то тут при чем? С какой это радости тебе занее выкуп платить? У нее что, родственников нет? Муж, родители? Должна же бытьродня!