Теперь она поняла, почему в городе было так пустынно.Церковь была битком набита, некоторым людям даже пришлось стоять в проходах.Все лица были знакомые — старшеклассники, соседи, друзья тети Джудит. Она саматоже была здесь, в том самом черном платье, которое надевала на похороныЕлениных родителей.

Девушка схватилась за перила. До этого момента она невслушивалась в нудный голос преподобного Бетеа, но теперь до нее дошел смыслслов.

— Мы все скорбим о ней, она была необыкновенным человеком…

То, что происходило дальше, Елена наблюдала сотстраненностью театрального зрителя, хотя это касалось ее непосредственно.

Мистер Карсон, отец Сью, поднялся за кафедру и началговорить о ней. Карсоны знали ее с рождения, и он рассказывал про то, как они соСью играли у них во дворе летом, потом про то, в какую милую и красивую девушкуЕлена превратилась. Тут у мистера Карсона задрожал голос, он замолчал и сдернулс носа очки.

Поднялась Сью Карсон. Они с Еленой дружили в начальнойшколе, а теперь просто приятельствовали. Сью была одной из тех, кто поддерживалЕлену, когда Стефана хотели обвинить в убийстве мистера Таннера. Теперь Сьюплакала так, как будто потеряла родную сестру.

— После Хэллоуина многие обращались с Еленой плохо, —рассказывала она, вытирая слезы, — я знаю, ей было больно. Елена была сильной.Она никогда не шла на поводу у большинства, и я ее очень за это уважала… — Вголосе послышались рыдания. — Когда она претендовала на титул Снежной королевы,я очень хотела выиграть, но я знала, что не выиграю, но это ничего страшного,потому что если у школы имени Роберта И. Ли и была когда-то королева, то это —Елена. Она всегда теперь ей будет, потому что мы будем помнить ее такой. И ещея думаю, что все девочки, которые будут учиться в нашей школе годы спустя,будут помнить ее и помнить, как она умела отстаивать свое мнение и бороться засвою правду…

В этот раз Сью не смогла сдержать рыдания, ее посадили наместо.

Старшеклассницы, даже отъявленные оторвы и стукачки, плакалии ломали руки. Те, кто ненавидел ее при жизни, теперь рыдали. Словно неожиданнополюбили больше жизни.

Мальчики тоже плакали. Елена прижалась к перилам. Она немогла оторваться от этого зрелища, хотя оно было одним из самых ужасных в еежизни.

Встала Френсис Дисетур, еще более бледная, чем обычно.

— Она была необычно добра ко мне… она разрешила мне обедатьс собой… — сказала она хрипло.

Бред, подумала Елена. Я с тобой любезничала только потому,что мне нужна была информация о Стефане. Так она думала обо всех, кто выходилговорить, потому что никто не мог найти слова, способные растопить ее сердце.

— Я всегда восхищалась ею…

— Она была примером для подражания…

— Одна из моих любимых учениц…

Елена вся подобралась, когда встала Мередит. Она не знала,сможет ли это выдержать. Но темненькая девушка была одной из тех немногих, ктоне плакал, хотя лицо у нее было очень грустным и напоминало выражение лицастатуи Онории Фелл.

— Когда я думаю про Елену, я вспоминаю, как нам было хорошовместе, — она говорила тихо и, как обычно, держала себя в руках. — Елена всегдачто-нибудь придумывала, она могла превратить самое нудное занятие в веселое. Яникогда ей об этом не говорила, а жаль. Я бы хотела сказать ей об этом. Если быЕлена могла меня сейчас слышать, — Мередит оглядела церковь и глубоко вдохнула,чтобы успокоиться, — если бы она могла меня слышать, я бы сказала ей, как многозначило для меня наше общение, и как мне их не хватает — наших вечеров почетвергам, когда мы сидели в ее комнате, готовясь к занятиям. Я бы хотелапосидеть с ней еще раз, — Мередит еще раз глубоко вдохнула и покачала головой,— но я знаю, что такого больше никогда не будет, и от этого очень больно.

Еленину жалость как рукой сняло, наоборот, ее взбесило то,что Мередит несла какую-то чушь.

Вообще-то мы готовились к занятиям не по четвергам, а посредам, и не в моей комнате, а в твоей, и это было совсем не весело, а в концеконцов нам обеим вообще осточертело!

Вдруг у нее бешено заколотилось сердце. Маска, которуюнадела на себя Мередит, была предназначена для того, чтобы скрыть внутреннеенапряжение. Мередит пыталась что-то передать именно ей и ждала, что Елена поймет.А значит, она ждала, что Елена ее как минимум услышит.

Мередит знала. Неужели Стефан ей сказал? Елена окинулавзглядом ряды сидящих, понимая, что Стефана среди них не было. И Мэтта тоже.Нет, не похоже, что Стефан рассказал все Мередит. Неужели Мередит придумала бытакой хитроумный способ передать ей сообщение, если бы знала что-то? ПотомЕлена вспомнила, как на нее смотрела Мередит в ту ночь, когда они спаслиСтефана из колодца, когда Елена попросила оставить их одних. Она вспомнила, какее изучали цепкие черные глаза, впервые за несколько месяцев, и как Мередитстановилась тихой и задумчивой, когда у Елены возникали какие-нибудь странныепросьбы.

Мередит тогда догадалась. Вопрос был в том, насколько еедогадки были близки к истине.

На кафедру, заливаясь слезами, поднималась Бонни. Это былонеожиданно: если Мередит знала, почему она не сказала ей? Возможно, у Мередитне было доказательств, и она не хотела обнадеживать подругу.

Речь Бонни была настолько же эмоциональной, насколькособранной была речь Мередит. Она постоянно замолкала и вытирала глаза. В концеконцов, преподобный Бетеа не выдержал и дал ей платок.

Бонни поблагодарила, вытерла слезы и запрокинула голову,чтобы успокоиться. В это время Елена увидела то, что никому другому видно небыло: она увидела лицо Бонни, без единой кровинки и без единой эмоции, но некак у человека, собирающегося упасть в обморок, а… как-то очень знакомобледное.

У Елены мурашки пробежали вдоль позвоночника. Не здесь.Господи, только не здесь.

Но процесс уже начался. Подбородок Бонни опустился, взглядустремился под ноги. Казалось, она не видела никого вокруг. И голос был не ее.

— Никто не есть то, чем кажется. Помните. Никто не есть то,чем кажется.

Потом она застыла, глядя прямо перед собой остекленевшимиглазами.

Люди стали переглядываться и тревожно шептаться.

— Помните… никто не есть то, чем кажется….