Но в конце концов этот пузырь лопнул, людям-то нужна былаобувь, а не космические корабли. Инноваторы начали шарить по окраинным торговымцентрам в поисках непритязательных кроссовок своего детства. Трендсеттеры темвременем требовали новых видов обуви для катания на роликах, сноуборда,серфинга, спортивной ходьбы, бега и для всех других видов спорта (возможно, чтоу парашютистов тоже имеется особая обувь). Это, в целях экономии времени вусловиях такой гонки, привело к появлению обувных гибридов, с нарядным верхом ирезиновыми подошвами.

Рынок клиента, наводненный крикливымибегопрыгострелятельными кроссовками, рухнул. Мир, в котором он доминировал,исчез, расползся по швам на лоскуты племен, клик и ниш, как район трущоб, вкотором каждый квартал контролирует своя банда.

Но пара, лежащая перед нами, напомнила мне старыеколлекционные образцы в любовно сложенных коробках Энтони в Бронксе — отголосокзолотого века. Не супернавороченные космические корабли, а просто кроссовки, носделанные с безумной надежностью, энергией и вкусом.

По-настоящему круто.

— Вау! — воскликнула Джен.

— Да, знаю.

Повинуясь непроизвольному импульсу, я направил свой телефонна обувку и сделал снимок.

— Вау! — повторила она.

Я протянул руку, и она засветилась в луче света, как будтокроссовки передали мне часть своей магии. Прикосновение к этой коже,шероховатой и податливой, как парусина, но с серебряным блеском металла, далосовершенно новое ощущение.

Шнурки струились сквозь мои пальцы нежно, словно витые изтончайших шелковых нитей, петельки для них, похоже, имели крохотные, чуть ли немикроскопические штырьки или спицы, которые поворачивались, когда я сгибалобразец, создавая тот же эффект, что на трехмерных открытках, —изображение меняется, когда смотришь с разных ракурсов.

Но не эти замечательные сами по себе мелочи делали туфлиневероятными, нет, главным тут было общее впечатление. Они прямо-такисоблазняли меня надеть их, суля незабываемые впечатления, обещая, что, стоитмне надеть их, и я полечу. И поэтому мне просто необходимо купить их, прямосейчас!

Последний раз я испытывал подобное ощущение, когда мне былодесять лет.

— Так вот что Мэнди хотела, чтобы мы увидели.

— Без шуток, — сказал я. — Должно быть,клиент держит это изделие в строжайшей тайне.

— Клиент? Посмотри сюда, Хантер.

Она указала на пластиковый кружок, вставленный в язычок, гдегорделиво белел логотип клиента, и теперь, когда после временного ослеплениямозги встали на место, до меня дошло то, что Джен поняла сразу.

Логотип, один из самых известных в мире, знакомый каждомубелый флаг с золотыми дугами, был перечеркнут по диагонали ярко-красной линией.

Вроде перечеркнутой сигареты «Не курить». Как на всехзапрещающих знаках. Зловещая красная черта — символ запрета, также известный вовсем мире.

Это был антилоготип. Антибренд.

— Пиратская модель, — пробормотал я. —Подпольное производство.

Надо сказать, это еще одна отличительная особенность теневойжизни Чайна-тауна. В рядах маленьких, неприметных лавок на Кэнел-стрит можнокупить наручные часы и джинсы, бумажники и пояса с присобаченными вручнуюлейблами прославленных дизайнеров. Сплошь дешевка и подделка, но качестворазное. В основном смехотворно топорная работа, частенько попадаются и сносныевещицы, а иногда, чтобы распознать предательский стежок, требуется такойнаметанный глаз, как у Хиллари Дефис.

Но до сих пор я никогда не видел подделки, которая была былучше оригинала.

— Не совсем подделка, Хантер. Я хочу сказать, этотзнак, наоборот, дает понять, что пара сделана точно не тем производителем.

— Верно. Да, наверное, пират так бы не поступил.

— А кто бы стал? Какой в этом смысл?

— Не знаю, — ответил я. — Знаю одно — онипотрясающе хороши. Это идеальная, совершенная обувь, какой клиент никогда непроизводил.

Джен покачала головой.

— Но ведь Мэнди пригласила нас сюда, а не куда-то еще.Она работает на кого-то, кроме клиента?

— Нет. Эксклюзивно на клиента.

Я призадумался.

— Может быть, это действительно их обувь. Может быть, уних есть в запасе этакий мастер-план по части ребрендинга — выпускать моделикак бы в противоположность самим себе. Типа рекламный ход. Ребята выпускаютобувь как бы «подпольного» производства, тогда как на самом деле она вполнелегальна, и когда модель становится самой популярной, клиент выходит наповерхность и снова оказывается в струе, круче всех. То есть подделка наоборот,неплохо, а?

Завиральная идейка? Но, поверьте, задумываться над такимивопросами — моя работа, но тут у меня крыша действительно норовила поехать.

— Натуральная чума! — покачала головойДжен. — Тут шизик поработал. Или гений. Или тут что-то еще.

— Что-то по-настоящему крутое.

— Так где же Мэнди?

— Ах да.

А ведь точно, мы сюда полезли не обувку искать, а Мэнди. Еекак не было, так и нет. Что бы это значило?

Некоторое время мы с Джен сидели в растерянном молчании,сочетая размышления с ненасытным удовольствием любования шедевром.

Потом из темноты позади нас донесся шум.

Я оторвал взгляд от обуви и поднял глаза на Джен. Она тожевстрепенулась.

Оглянувшись назад, я понял, что, пока разглядывал на светуобразец совершенства, отвык от темноты. Мне ни черта не было видно, а вот тот,кто скрывался в тени, прекрасно нас видел.

— Дерьмо! — выругался я.

С тихим шелестом бумаги Джен подхватила пару, ловко связалашнурками и закинула себе на шею.

Я встал и понял, что отсидел ногу. Ничего удивительного, ямог бы умереть от голода счастливым, любуясь этими кроссовками.

Я напряженно таращился в темноту, пытаясь хотя бы частичновернуть способность видеть после света. От напряжения по краям поля зрениязаплясали огоньки, но мне удалось-таки разглядеть двигавшуюся между нами илестницей фигуру. Кто-то большой, но изящный. Абсолютно бесшумный.

— Привет! — нарушил я молчание, постаравшисьпридать голосу басовитости.

Фигура остановилась и отступила назад, слившись с темнотой.На какой-то момент я чуть было не поверил, что все это мне почудилось.

Но тут пришла в движение Джен.

Она изо всех сил пнула кроссовкой по клееной фанере, и краялистов разошлись. Ненадолго, но этого хватило, чтобы хлынувший в щель солнечныйсвет открыл здоровенного бритоголового детину. Вида устрашающего, но все же нестоль ужасного, как призрак во тьме, — к тому же он прикрывал глаза отяркого света.