Таня провела рукой по лицу. Ей почудилось, чтоона стирает липкую паутину скверного сна. Выдвинула из-под кровати футляр сконтрабасом и щелкнула замком. Смычок послушно прыгнул к ней в ладонь.

– Пойдем развеемся! От скверных мыслейнет ничего лучше драконбола, – сказала она.

* * *

Соловей О.Разбойник сидел на раскладном стулепосреди поля и, вытянув больную ногу, наблюдал, как джинны-драконюхипрогуливают сыновей Гоярына. Ртутный и Искристый росли быстро, как на дрожжах.Ртутный вымахал почти со своего папочку, хотя ему не хватало пока его мощи. Этобыл костистый, неуклюжий, еще не оформившийся и не вошедший в силудракон-подросток с длинной шеей и огромными кожистыми крыльями. Он хлопал ими,разбегался и раз за разом упорно пытался взлететь, поднимая с поля тучи песка,однако джинны держали крепко. Они натягивали цепи в разные стороны, осаживаядракона. Куда больше Ртутного они боялись Искристого, чье молодое пламяобладало кинжальной точностью и невероятным жаром. Именно по этой причине напасти у Искристого был пламягасительный намордник.

– Дайте полетать! Малышизасиделись! – крикнул Соловей джиннам.

Переглянувшись, драконюхи натянули цепи. Одинджинн ловко запрыгнул к Искристому на шею и отстегнул ошейник. С той желовкостью он перескочил на шею к Ртутному и тоже отстегнул. Ошейники упали.Джинны, спасаясь, бросили цепи и метнулись в разные стороны. Ртутный несколькораз впустую щелкнул зубами, пытаясь поймать их, а более сообразительныйИскристый не стал терять время и взлетел.

Ртутный, поняв, что его ничто не держит,помчался за братом. Соловей О.Разбойник с интересом наблюдал за драконами,оценивая силу и скорость, с которой они кувыркались в воздухе, обмениваясьсильными ударами крыльев.

– Недурно. Лет через двадцать можно будетвыставлять на матчи. А еще лет через пятьдесят войдут в полную силу, –негромко сказал тренер, ни к кому не обращаясь.

Ртутный, так и не догнав стремительного брата,заревел низко и грозно. Гоярын немедленно откликнулся из ангара, мгновенноокутавшегося темным дымом. Джинны-драконюхи беспокойно заметались и засвистели,успокаивая Ртутного, чтобы он не искушал больше Гоярына. К счастью, Ртутный ужевновь погнался за Искристым.

Соловей покачал головой. Он давно заметил, чтос Гоярыном происходит что-то странное. Дракон постоянно пребывал в ярости,хлестал хвостом по ангару, пытаясь сокрушить его, и отказывался узнавать дажесамого тренера.

Не желая рисковать командой, которая моглапострадать от Гоярына, Соловей на тренировках заменил его Искристым. Крометого, он уже дважды обращался за советом к Тарараху.

– Даже не знаю, что такое на него нашло!Просто в голову ничего не лезет, – озабоченно сознавался Тарарах. –На сглаз не похоже, на магическое бешенство тоже… Они порой после спячки не стой лапы встают, да только вроде как Гоярын в этом году нормально из спячкивышел. Белки глаз хорошие, чешуя вроде тоже ничего… Внешне ничего необычного.Может, чует чего, а? Драконы ж, они многое наперед чуют, да только сказать немогут.

Через полчаса, когда молодые драконы немногоустали и их полет стал менее стремительным и хаотичным, на поле сталипостепенно собираться игроки взрослой команды. Так теперь называли старуюкоманду Тибидохса, чтобы отличать ее от юношеской. Юношеская команда быласоставлена из самых перспективных, с точки зрения Соловья, учеников младшихкурсов Тибидохса, которые со временем должны были сменить пятикурсников.

Первым, поигрывая летающей шваброй, как дендитросточкой, на поле появился блистательнейший Жора Жикин, окруженный дюжинойпоклонниц, в основном второго и третьего курсов. Девицы постарше обычноразочаровывались в нем, переболев Жорой, как ветрянкой или краснухой. Малолеткиже толкались и шипели друг на друга, однако делали это тихо, чтобы нераздражать Жору.

Едва смуглый красавец Жикин поворачивался кним, вся его свита разом улыбалась. Жора переводил взгляд на ясное небо иутверждал, что собирается дождь. Сообразительные девицы кидались спасать кумирас неумело наколдованными зонтиками. Кроме того, они считали, что Жикин лучшийигрок команды Тибидохса. Собираясь вечером в чьей-нибудь комнате, они часамиразглядывали его оживающие фотографии. На фотографиях, когда-то делавшихся длярекламного проспекта, который Лысая Гора грозилась проплатить, но так и непроплатила, Жикин красовался на швабре. Его правая рука с пламягасительныммячом была геройски занесена над головой. В каком-то метре от Жоры распахнулжуткую пасть дракон бабаев.

«Не правда ли, он просто милашка? Некакой-нибудь Пуппер или Ягун! Рядом с нашим Жорочкой они просто уроды!» –утверждала девица лет двенадцати.

«А почему тогда вся слава достается им иГроттерше?» – спрашивала другая, более трезвомыслящая поклонница.

«Потому что наш Жорочка скромный. Он, конечно,забрасывает не слишком много мячей, а все потому, что предпочитает благородноотдать пас и уступить свою славу другому. Но вообще-то своим присутствием наполе он создает атмосферу. Понимаете, атмосферу!.. Треть зрительниц приходитисключительно ради нашего Жорочки, хотя никогда в этом не сознается!»

Обнаружив, что из взрослой команды он случайнопришел первым, Жикин стушевался и попытался не попасться на глаза Соловью, но стакой толпой сопровождения это было сложно.

– О, Жорик! Почти что вовремя! Наше вам схвостиком! Ну-ка подойди! – приветствовал его Соловей.

Жикин трусливо приблизился. Девицы тащились заним.

– Ну что скажешь? Я вижу в твоих глазахрвение тренироваться до потери пульса, не так ли? – лукаво продолжалСоловей.

Жорик сглотнул и незаметно попыталсяспрятаться за швабру. К сожалению, это оказалось технически невозможным.Пышущий здоровьем Жикин мало походил на дистрофика. Сообразив это, он вздохнули оставил швабру в покое.

– Э-э… Ну да. Я готов, – сказал он,тревожно косясь на Искристого и Ртутного.

– Чудесно! – продолжалСоловей. – Я не сомневался в твоей решимости! Будь любезен, сделайдвадцать мгновенных перевертонов! После перевертонов сразу переходи на виражи…

Жикин побледнел. Перевертоны и виражи былиименно теми маневрами, которые он ненавидел больше всего на свете.

– Жорочка будет делать перевертоны! Вотэто да! Можно мы посмотрим? – воодушевились девицы.

Жикин резко повернулся и посмотрел на них сраздражением, мягко переходящим в озверение.

– Нельзя! Сказано вам «нельзя!» Подождитеменя в парке! – отчетливо сказал он.