- Я подумаю, - пообещал я. - Но прошу тебя никому поканичего не говорить. Кто знает - тот пусть знает, с этим уже ничего не поделать.Но лишний раз поднимать тему не нужно. Хорошо?

- Хорошо, - согласилась Муся. Ее большие голубые глазаза стеклами очков в изящной округлой оправе смотрели внимательно и чутьнастороженно, ну точь-в-точь как глаза нашей персидской кошки. Как ни странно,но ту нашу кошку звали Марьяной, в сущности - та же Мария, Муся. И до, и послеМарьяны у нас в семье были и другие кошки и коты, и длинношерстные, игладкошерстные, мои родители любили этих животных, и количество их колебалосьот одного до трех единовременно, но в Мусе Беловцевой я всегда видел только ту,бежевую пушистую голубоглазую Марьяну. - Какие еще будут просьбы, поручения?

- Да вроде все, - я пожал плечами. - Кажется, ничего незабыл.

- Ты абсолютно уверен, что не хочешь, чтобы я разыскалаЛину и попросила ее приехать?

- Не нужно, Муся. Она не смогла дозвониться мне намобильник и позвонила матери, та ей все сказала и как врач объяснила, что сомной все в порядке и никакого пожара нет. Пусть спокойно совершенствует свойанглийский и не дергается. Ну что толку от ее присутствия в Москве?

- Как скажешь. Может быть, найти кого-то из твоихдрузей?

- Зачем? - удивился я.

- Андрюша, для восполнения пробела памяти есть двапути: можно все вспомнить, а можно просто все узнать. Читать тебе пока трудно,да и потом, из газет ты узнаешь о чем угодно, но только не о твоей собственнойжизни. Не проще ли посадить в этой комнате двух-трех близких друзей и попроситьих, чтобы они рассказали тебе о твоей жизни за последние два года, а? Такихдрузей, от которых у тебя нет тайн, с которыми ты привык всем делиться. Тебе некажется, что это разумный выход? Скажи мне их имена и телефоны, я всех найду изавтра же привезу к тебе.

Легко сказать... Друзья, с которыми я привык всем делиться.Да где ж их взять-то, таких друзей? У кого-то они, может, и есть, но только неу меня. Есть приятели, с которыми я с удовольствием парюсь в бане и пью пивораз в три-четыре месяца. Есть куча знакомых в среде журналистов и литераторов,поскольку мы все вместе учились в литинституте. Есть женщины, с которыми я спалто однократно, то по нескольку месяцев и с которыми расставался легко и безсожалений, ибо не любил лишних хлопот и душераздирающих разговоров о будущем.Есть Борька, Борис Викулов, друг детства, и в детстве у меня от негодействительно не было тайн, но впоследствии мы учились в разных институтах,получили разные профессии и наши интересы стали пересекаться все реже и реже. Язнал, что, если со мной что-нибудь случится, Борька прибежит на помощь первым ив лепешку расшибется, чтобы сделать все, что нужно. И я тоже сделал бы для неговсе, что в моих силах. Мы исправно поздравляли друг друга с днями рождений иНовым годом. После того, как умер мой отец, Борька дважды в год - в деньрождения папы и в годовщину кончины - встречался со мной на кладбище, он любилпапу и никогда не пропускал дни поминовения. А когда умерла сестра Вера,количество наших ежегодных печальных встреч возросло до четырех, ведь мы росливтроем - Борька, Вера и я, жили в соседних квартирах, и мои родители были дляБорьки почти такими же родными, как и его собственные. Но четыре получасовыевстречи в год и несколько коротких телефонных звонков - это не та степеньблизости при которой можно знать друг о друге все. Привет - привет, как бизнес?Двигается. Как тебе пишется? Потихоньку. Как жена? Цветет. Как дети? Растут.Как мама? Работает, не сидится ей дома. Редко видимся, надо бы собраться,посидеть... Да, надо бы. Ладно, спасибо, что не забыл, созвонимся, бывай. Борисдействительно мой друг в том смысле, что не предаст и подставит плечо. В любойситуации, я был в этом уверен. Но это совсем не та дружба, которая могла бы мнесейчас помочь.

А где та? Где он, тот человек, мужчина или женщина, которыйзнает о том, как я мучаюсь, когда пишу книгу, потому что боюсь, что онаполучится хуже предыдущих, и когда не пишу, потому что боюсь, что больше у меняне будет вдохновения и сил? Где тот человек, который знает о моих романах,обычно скоротечных и необременительных? Где тот друг, которому я жалуюсь нажизнь, на жену, на любовницу, на себя самого? Нет у меня такого друга. Давноуже нет. Собственно говоря, после детской дружбы с Борькой, с которым мы сиделиза одной партой все десять школьных лет, у меня больше не было друга. Смешно,да? Андрюха Корин, веселый, компанейский, предмет обожания большинства девчонокна курсе благодаря умению играть на гитаре и петь русские романсы, а такжеминорные песенки собственного сочинения, - и вдруг нет друзей. Как-то таквышло, что приятели были, а друзей - нет. Все, что мне хотелось выплеснуть изсебя, я выплескивал не в дружескую жилетку, а на бумагу. Сначала отзастенчивости, ведь сказанное другу естественным образом исходило бы от меня икасалось меня, а написанное на бумаге касается вымышленного персонажа. Вроде быи душу облегчил и, с другой стороны, себя голым напоказ не выставил. Потомвошло в привычку, особенно когда прочел рецензию на свой рассказ, написанный начетвертом курсе. В рецензии так и было сказано: это невольно вырвавшийся крикодинокого человека, такой искренний и пронзительный, что не может не вызватьслез. Что ж, если мне быть одиноким, чтобы хорошо писать, значит, так томунужно и быть.

Вот я и был замкнутым и скрытным. То есть внешне я былобщительным, дружелюбным и вообще душкой, я готов был обсуждать с кем угоднолюбые темы, кроме меня самого, моей личной жизни, моих мыслей и эмоций. Ясовершенно не производил впечатления буки. И о том, что у меня нетпо-настоящему близкого друга, знали только мама и жены, сначала первая потомвторая. Даже Муся - и та не знала, по крайней мере, сейчас на ее лице былонаписано недоверие, смешанное с удивлением.

- Ты хочешь сказать, что у тебя нет близких друзей?Никогда не поверю.

- Поверь, пожалуйста, - сухо ответил я. - И еще я тебяпопрошу подробно рассказать мне о наших делах. Мы ездили осенью во Франкфурт?

- Да, конечно.

Муся взглянула на часы и виновато улыбнулась.

- Прости, Андрюша, но мне надо бежать, я же тольковчера поздно вечером прилетела, а сегодня с утра помчалась к тебе. У меня насегодня запланирована куча дел. Давай о делах поговорим в другой раз, они никудане убегут, там нет ничего срочного. Я приеду к тебе, - она полисталаежедневник, в среду, шестнадцатого, привезу все договоры и всю прессу по твоимпоследним двум книгам. Да, и зарубежную прессу тоже, и все отчеты о продажахкниг за границей за девяносто девятый и двухтысячный годы.

- А телефон? - напомнил я. - Муся, мне нужен не толькопин-код, мне нужен новый номер, чтобы никто не мог меня найти, кроме тебя,мамы, Лины и Женьки. Когда я захочу с кем-то пообщаться, я сам буду звонить.

- Не беспокойся, - она улыбнулась, но это уже былаулыбка не пушистой Марьяны, а оскал пока еще умиротворенной Самки Гепарда: Мусяготовилась сорваться с места и мчаться по делам, - этот вопрос я решу сегодняже и кого-нибудь пришлю к тебе с новой сим-картой.