Закрыв книгу, я выглянул в окно. Листва на деревьяхналивалась сочной зеленью, по дорожкам парка бродили мужчины и женщины разноговозраста, одетые кто в спортивные костюмы, кто в джинсы и свитера, а кто и вовполне цивильное платье. Последние, вероятно, были посетителями, приехавшиминавестить родных или знакомых. Мне захотелось выйти прогуляться, ведь я большедвух недель провел в четырех стенах, глотая свежий воздух через открытое окно.Я уже потянулся было к шкафу, чтобы взять с полки свитер, но страх инеуверенность снова одолели меня. Рассудком я понимал, что бояться совершеннонечего, здесь никто меня не знает, и никто не станет приставать ко мне сделовыми разговорами, максимум о чем могут спросить, так это о самочувствии и опричине травмы, но такой разговор я вполне могу поддержать. Да, рассудком японимал, что страхи мои глупы и беспочвенны, но, к сожалению, кроме рассудка, улюдей наличествует уйма других совершенно лишних придатков, например, эмоции иощущения. Эти придатки вечно путаются под ногами и мешают целеустремленномурассудку планомерно двигаться вперед, к заветным рубежам. Матушка появилась,когда я скучно ужинал.

- Андрюша, это не дело, - начала она, окинув менязорким профессорским оком. - Ты очень плохо выглядишь. Почему ты совсем негуляешь? Эмма Викторовна на тебя жалуется.

- Да? - удивленно усмехнулся я. - И чем же я не угодилнашей дорогой Эмме Викторовне? По-моему, она должна меня просто боготворить,ведь я ни на что не жалуюсь, не требую внимания и покорно позволяю колоть себев задницу витамины и всякую гадость.

- Не ерничай, тебе это не идет. Эмма Викторовнаудивляется, что ты платишь такие большие деньги за пребывание в клинике исовершенно не пользуешься тем, что тебе здесь предлагают. Ты хотя бы знаешь,что здесь прекрасная водолечебница? Тебе давно пора подлечить нервную систему,и курс ванн - это как раз то, что тебе нужно. А твое колено? Жаловаться на то,что оно ноет при перемене погоды, ты не забываешь, а о том, что здесь можнопройти курс бальнеотерапии, ты забыл, хотя я тебе десять раз говорила об этом иты обещал, что все сделаешь.

- Хорошо, - я кивнул с видом покаянным и покорным, -завтра же займусь этим, прямо с утра, обещаю тебе. Ты опять приехала одна? Тыже обещала привезти Женьку.

Сына я видел за все это время один раз, мать привезла его вклинику и через час увезла: вид заметно выросшего, окрепшего в плечах иповзрослевшего сына поверг меня в такой шок, что я не смог справиться с нервозностью,результатом чего явилась такая головная боль, что я скрипел зубами и стонал,обхватив ладонями виски. Женька перепугался и расплакался, мы с Линой былилюдьми здоровыми и если и болели, то исключительно легкими простудами, имальчик никогда в жизни не видел так близко настоящей болезни. Матушка решила,что визиты в клинику для ребенка не полезны, пока я окончательно не приду внорму.

- Да, Андрюша, я обещала привезти мальчика, если тыбудешь хорошо себя чувствовать. Но ты даже не выходишь на прогулки, значит, тыеще очень слаб. Я не могу рисковать. Я специально позвонила Эмме Викторовне,прежде чем ехать сюда, и после разговора с ней решила Женечку оставить дома.Пусть лучше делает уроки.

- Господи, какие глупости! Если бы я знал, что ты из-заэтого не дашь мне повидаться с сыном, я бы гулял с утра до вечера. Я прекрасносебя чувствую.

- Тогда почему ты не выходишь?

- Мамуля, ты же знаешь, я с детства не был любителемпогулять. Вот посидеть с книжечкой, почитать - это да, это я всегда судовольствием. Обещай, что в следующий раз привезешь Женьку, ладно?

- Ладно, - улыбнулась она. - Но и ты мне кое-чтопообещай.

- Ну я же сказал, завтра прямо с утра попрошу ЭммуВикторовну, чтобы она назначила мне всякие эти твои терапии.

- Я о другом, сынок.

Матушка понизила голос и пересела с дивана на широкийподлокотник кресла, в котором сидел я. Ее теплая сухая ладонь легла мне назатылок.

- Ты обещал написать книгу о Верочке. Ты даже уже началнад ней работать. Во всяком случае, ты мне так сказал.

Вот елки зеленые! Неужели она меня все-таки дожала? С тогомомента, как умерла Вера, матушка постоянно твердила, что я должен написатькнигу, посвященную памяти сестры. В книге должна быть описана ее нелегкая итрагическая жизнь и раскрыта суть ее характера. Это мой долг сына и брата. Мамаочень тяжело пережила смерть дочери, и первые месяцы после похорон Верызаставили меня думать, что я был у нее нелюбимым сыном. Во всяком случае,несколько раз она позволила себе, правда в истерике, выкрикнуть: "Почемуумерла она, а не ты!" Я старался не обращать внимания и не обижаться,списывая эти слова на горе, которое лишает мать рассудка. Но заноза осталась. Иостались бесконечные сравнения с Верой, которые были, разумеется, не в моюпользу.

О том, что я должен написать книгу о сестре, мать заговорилачерез месяц после похорон. Писать такую книгу мне совсем не хотелось, но твердои решительно отказать матери я не мог, не тот у нас был стиль отношений, чтобыя позволял себе говорить ей "нет". Я выкручивался, прикрывалсянеобходимостью закончить книгу, на которую у меня якобы подписан договорзаказа, потом возникал точно такой же договор на следующую книгу или назревалцикл поездок, которые были давно запланированы. Мама то проявляланастойчивость, то прекращала всякие разговоры о книге, я расслаблялся инадеялся, что она оставила эту затею, но тема книги о сестре внезапно сновавыплывала невесть откуда, заставляя меня идти на невероятные ухищрения, чтобы иматушку не обидеть, и не делать то, чего делать ну совершенно не хочется.Видно, она все-таки меня подловила в какой-то момент, когда я не смог быстрособраться и придумать очередное вранье, и выколотила из меня обещание книгунаписать. Знает она мое слабое место: я буду выкручиваться до последнего, чтобыне давать обещаний, но если уж дал, то сделаю, чего бы это ни стоило. Но теперьможно попытаться прикрыться болезнью, которая так удачно подвернулась, спасибоей за это.

- Мамуля, я не уверен, что вообще смогу написать хотьчто-нибудь после травмы. Ты же знаешь, какая коварная штука эти сотрясения.Вроде человек совсем поправился, чувствует себя прекрасно, а голова работаетпо-другому. Или вообще не работает.

- Сынок, мы с тобой этого никогда не узнаем, пока ты непопробуешь. Ты хотя бы начни, напиши несколько страниц, а там увидишь, пойдетдело или не пойдет. Я уверена, что именно сейчас и именно здесь, в клинике, тысумеешь написать о Верочке.

- Почему именно сейчас и именно здесь? - не понял я.

- Потому что эта книга, в отличие от всех остальных, нетребует сбора материала, этой книге не нужна суета, не нужен острый идинамичный сюжет, которыми ты всегда славился. Ты все знаешь о сестре, вся еежизнь, все ее несчастья прошли перед твоими глазами. Пока ты в клинике, ты неможешь работать ни над какой другой книгой, у тебя нет возможности собиратьматериал. А о Верочке ты сможешь написать, не выходя из палаты.. Особенносейчас, когда ты сам побывал на грани жизни и смерти. Сейчас ты должен особеннотонко и глубоко чувствовать.