Эта мысль помогла Марии немножко приободриться. Осуждающиевзоры добропорядочных швейцарцев перестали ее беспокоить, а потому она спокойнопереплела косу, умылась, зачерпывая воду прямо из озера, – и сразупочувствовала себя лучше, тем более что соседи постепенно забыли про нее: озероволновалось все сильнее. Оба пастуха перевесились за борт – их рвало. Но Мария,которая всегда с трудом переносила тряску в карете, сейчас чувствовала себяпревосходно.

Какая там морская болезнь! Ее лишь забавляли валы, которыеиграли лодкою, как щепкою, и разбивались о каменные берега. Горы былизанавешены дымящимися тучами: там уже вовсю лило. Лодочник с беспокойствомпоглядывал на небо. И вдруг, улыбнувшись Марии, которая с живым любопытствомсмотрела вокруг, в то время как две другие женщины беспрестанно причитали, атретья и вовсе голосила от страха, спросил:

– Молодая фройляйн не боится дождя? Кажется, сейчас мы всеизрядно промокнем.

– Ничего, – засмеялась в ответ Мария, – мое платье сильнозапылилось в пути, не мешает его простирать.

Не бог весть какая острота, однако лодочник зашелся смехом идаже слегка сбился с курса: одна из волн захлестнула посудину, женщинызавизжали пуще прежнего, молодые люди принялись громко призывать господа, но,по счастью, берег был уже близко, и через четверть часа лодка причалила кТунской пристани.

Пассажирки бросились вон из лодки, толкая одна другую, хотяволнение на озере улеглось так же внезапно, как и началось; солнце разогналотучи и засияло над горами.

Влажные доски пристани темно поблескивали в лучах солнца.

Мария огляделась, с досадою отметив, что и здесь привлекаетк себе общее недоброжелательное внимание. Скорее бы найти пастора с корзиной!Надо думать, там, кроме документов, отыщется немного денег, которыми императорскийкурьер ссудит ее, чтобы она могла купить себе другую одежду, а также поможетвернуться в Париж. Наверное, в Берн есть и другая дорога, в обход озера.

Однако уже полдень. Где же пастор? Мария присела на камень,пристально разглядывала трех местных жителей и сидевшую поодаль старую монахиню– ее лица было не различить под капюшоном, – которые флегматично ожидали, когдалодочник приготовится к обратному пути. Лазурное озеро являло собою картинутакого спокойствия, что Марии стало завидно: плыть среди такой красоты… неповезло ей!

Но тут же вновь одолело беспокойство. Где же пастор? Где егокорзина?

Может, он переоделся? Мало ли, вынужден был по какой-топричине изменить облик и теперь безуспешно высматривает мужчину в трауре, чтобыподойти к нему и открыться… Он и внимания не обратит на оборванку в черныхлохмотьях. Мария узнала бы его по корзине, да здесь все пассажиры с корзинами –все, кроме старой монахини. А вот еще какой-то человек идет – молодой,розовощекий и голубоглазый – и тоже с корзиной!

Мария взглянула на пришедшего почти с ненавистью – и сердцеее глухо застучало где-то в горле.

Это был не поселянин, не пастух! Это был приснопамятныйЕгорушка Комаровский. Императорский курьер!

* * *

Облегчение, овладевшее Марией, было таково, что она лишиласьвсяких сил и почти в обмороке поникла на своем камне. Она была истинносчастлива сейчас: Егорушка всегда, пусть и отдаленно, напоминал ей любимогобрата Алексея; к тому же он был русский, он покинул Россию не более десяти днейназад, от него веяло еще запахом русского ветра, раздольных полей, синей речнойглади… Надо непременно ухитриться поговорить с Егорушкою, расспросить, как там,дома!

Марию не заботило, как привлечь внимание Комаровского: еенелепую фигуру нельзя не заметить.

Голубые глаза императорского курьера скользнули по ней спустым любопытством, но тотчас взглянули пристальнее… и такое детское изумлениеизобразилось в возмужалых чертах его, что Мария не сдержала радостного смеха.

Она вскочила, сквозь невольные слезы глядя в повлажневшиеглаза своего былого обожателя. Но тут улыбка сошла с лица Егорушки, и он стревогой глянул по сторонам: трое поселян, ожидавших отправления лодки,приближались к ним с самым угрожающим видом. Возглавлял их лодочник.

С усмешкой окинув взглядом Марию, он обронил:

– Вы, кажется, хотели платье постирать, молодая фройляйн?Сейчас мы вам поможем, – и резко взмахнул рукой: – Бросьте ее в воду! А его –держите покрепче!

В ту же секунду он сам и еще один человек набросились наКомаровского, а двое других схватили Марию, подняли как перышко и швырнули возеро.

Опускаясь на дно, она успела подумать: «Ну и дура! Зачем имбегать за мной по горам? Они и так знали, что я должна появиться на пристани!»

Да уж, рановато возомнила Мария, что удача на ее стороне!Можно было додуматься, что Эрлах и Джордж от своей затеи не откажутся: ведьиначе их ждала смерть. А теперь смерть ждет ее, Марию…

Ноги коснулись каменистого дна, и оцепенение враз ушло.Мария ринулась к поверхности. Юбка, поднявшись вверх, затрудняла движения рук.Но вот наконец-то!

Со стоном вырвалась Мария из воды, всхлипнув, вдохнулавоздух, отбросила с глаз мокрые волосы – и снова, как там, возле конторыдилижансов в Париже, картина мира замедлила свое движение перед ее взором,словно для того, чтобы Мария смогла разглядеть оцепеневшую старуху в черном,Комаровского с заломленными руками и окровавленным лицом, лодочника, крепкоприжавшего к груди заветную корзину, трех его сообщников… и всадника,вылетевшего на пристань.

Управляя конем лишь с помощью колен, он выстрелил из двухпистолетов разом – и двое нападавших тотчас упали. Отбросив бесполезное оружие,всадник выхватил шпагу и пронзил того из противников, который все еще держалКомаровского, а потом, заворотив коня, направил его на лодочника – и конские копытаопустились на голову злодея. Всадник же успел еще выхватить из рук лодочникакорзину, прежде чем тот рухнул с проломленной головой. И все это, чудилось,произошло в одно мгновение.

Тяжелая, мокрая юбка потянула вниз, Мария едва незахлебнулась, но снова вырвалась на поверхность – как раз вовремя, чтобыувидеть, как всадник выхватил из корзины сургучный пакет, отшвырнул ненужнуюплетенку и, крикнув по-русски: «Помоги ей, граф!» – бешеным аллюром погнал коняпрочь, успев лишь раз оглянуться и метнуть в Марию такой знакомый, такой синий,такой надменный взгляд…

Итак, он все же и тут поспел вовремя, этот неистовый Корф!