«Теперь этот бедолага всю дорогу будет ждать удара кинжаломили чего-нибудь в этом роде, – сочувственно думала Мария. – А Корфу небось игоря мало! Надо хоть поехать на станцию удостовериться, что посетитель спокойноуехал в дилижансе». А почему бы и нет?.. Одеться поскромнее – дилижансамипутешествует не самая имущая публика, – и никто ничего не узнает.

Теперь Мария уже не думала, ехать или нет. Вопрос стоял лишьо том, что надеть. Как всегда, она постаралась уберечь Глашеньку от соучастия всвоих эскападах, а потому сама прошла в гардеробную и принялась быстроперебирать платья, воображая себя то цветочницей, то почтенной буржуазкой, тоигривой мидинеткой, то молодой и печальной вдовою. На глаза попалась знакомаяалая цыганская юбка, и Мария на мгновение взглянула на себя со стороны – сталотошно, что она будто на бал-маскарад собирается, а там человек жизнью своейрискует. Нет, не поедет она никуда! Мария шагнула к двери, и тут синеемонашеское платье – прощальный подарок Анны-Полины, которую Мария так щедровознаградила за уход за Корфом, что девушка смогла оставить монастырь ивернуться к родным в деревню, – упало к ее ногам. Перед таким искушением Марияуж не смогла устоять.

К каким изощренным уловкам порою прибегает судьба, чтобыпровести нас путем предопределенным!..

За полчаса до полудня молодая монахиня, в белом чепце ипелерине, с серебряным крестом на груди, сжимая в руках узелок, из котороготорчал краешек молитвенника, вошла в контору дилижансов на улице Марг испросила себе место в экипаже, отправляющемся в Берн.

– Увы, сестрица! – развел руками толстый конторщик. – Всеместа проданы.

– Но что же делать? – пролепетала монахиня, поднося к лицуплаточек. – Мне очень нужно уехать! Тетушка Евлали при смерти, и я должна…

Конторщик проникся сочувствием:

– Бедное дитя! А вы присядьте-ка здесь или на крылечкеподождите: вдруг кто-то да откажется в последнюю минуту ехать или опоздает?Такое часто случается. Даст бог – и повезет вам!

– Даст бог! – повторила Мария и подумала: «Не дай бог!» Хорошаже она будет, если кто-то и впрямь раздумает отправляться в путешествие. Ужлучше поскорее выйти на крыльцо, чтобы успеть без помех скрыться в этом«благоприятном случае».

Коробочку дилижанса уже запрягли шестеркою лошадей, ипутешественники занимали места. Здесь были двое почтенных буржуа с женами: однапара путешествовала всего лишь до Дижона, другая направлялась в Берн. Границунамеревались пересечь еще три студента, толстяк неряшливого вида, обремененныйтремя связками книг, мрачного вида старуха, укутанная с головы до пят, несмотряна жару, и невысокий коренастый человек в глубоком трауре, похожий на скромногостряпчего.

Даже если бы Мария не знала, как он будет одет, она тотчасузнала бы утреннего посетителя по характерному подергиванию плеча. Соблегчением вздохнула, посмеявшись над своими страхами, погнавшими ее сюда.

Кучер взобрался на козлы, подбирая поводья, которые сшутливым поклоном подавал ему какой-то оборванец – Мария давно его приметила, –бездельно шатавшийся по площади, то поглаживая морды лошадей, то перекидываясьшуточками со студентами.

Проходя мимо Марии, он с преувеличенным благочестием возвелк небу глаза.

Хозяин конторы вышел на крыльцо:

– Весьма сожалею, сестра. Ежели угодно, можно купить местона следующую неделю – прямиком до Берна. А коли спешите, есть смысл ехать наперекладных: завтра рано утром до… – Он подавился последним словом, и глаза егосделались огромными. – Господи Иисусе!..

Мария резко обернулась.

На площади как бы все застыло, даже пыль, чудилось, повислав воздухе. Кучер свесился с козел – да так и застыл с открытым ртом. Дамы и ихмужья высунулись из окон; старуха воздела руки; студенты замерли, уставившисьна переодетого курьера, который, согнувшись и держась за живот, стоял, почтикасаясь лицом ступенек. И только одна движущаяся фигура оживляла эту немуюсцену – оборванец, который со всех ног улепетывал прочь. Поворачивая за угол,он оглянулся – Марию поразило выражение мрачного восторга на его лице – ипрощально махнул красной, будто ободранной ладонью.

«Почему у него красная рука?..» – подумала Мария. И тотчасплощадь ожила, все пришло в движение, люди бросились к упавшему «стряпчему».Тот скорчился, подтянув колени к подбородку, потом резко повернулся на другойбок – и вдруг, вытянувшись, замер. Из-под него растекалась по ступеням лужа…

Обморочно вскрикнула одна из дам; пассажиры отпрянули отокон; чей-то испуганный голос взвился над площадью:

– Его ударили ножом!

И вновь все застыло в страхе и скорби.

Прошло не менее часа, прежде чем Мария очнулась и попыталасьсобраться с мыслями. Все, что она помнила, – это суматоху вокруг убитого, двухполицейских, за которыми побежали студенты, – а потом все заволокла какая-томгла, сквозь которую едва прорвался голос хозяина:

– Позвольте я помогу вам, сестра. Дилижанс отправляется.Нет, денег я с вас не возьму – место того бедняги было оплачено, чего ж грешитьс его памятью?

Потом она почувствовала запах свежего сена, которым былустлан пол в дилижансе, услышала шорох платья своей соседки, чье-товсхлипывание, щелканье кнута – и резко откинулась на спинку сиденья: дилижансотправился в путь, а в нем – молодая монахиня, у которой в Берне «заболелатетушка Евлали».

Первым побуждением Марии было вскочить, закричать, приказатькучеру остановиться… Ведь нужно было как можно скорее вернуться домой,рассказать мужу, что произошло, пусть немедленно посылает нового курьера!

Она уже приподнялась, когда неожиданная мысль пригвоздила еек месту: все рассказать Корфу – но как? И как объяснить свое присутствие настанции в тот самый момент, когда был убит курьер? Значит, предстоитпризнаться, что она подслушала секретный разговор?

Мария в отчаянии взглянула в окно. Париж кончился, они ужеехали по проселочной дороге. Если выходить, то немедля. Ну что, в конце концов,сделает с нею Корф? Не убьет же, а всю силу его презрения она уже изведала. Даи Данила с Глашенькою с ума сойдут от беспокойства, если она не вернется кночи. Надо остановить дилижанс!

Мария снова попыталась приподняться, и вдруг сердитый голосКорфа отчетливо зазвучал в ушах: «Нет другого выхода. Сейчас послать большенекого, разве что отправиться самому. Но меня слишком хорошо знают!»

Мария вновь откинулась на спинку сиденья.