Все, разумеется, объяснилось очень просто. За отправкойзлополучного «человека в трауре» следила не только Мария. Переодетый Корф и самбыл в конторе дилижансов, наблюдая не только за своим посыльным, но и – сизумлением – за переодетой женой. Однако, когда курьера ударили ножом, баронбыл слишком занят преследованием убийцы, и лишь после того, как дома онвыслушал испуганные причитания Глашеньки, мол, баронесса исчезла, не надев ниодно из своих платьев! – он смог связать концы с концами.

– Надеюсь, он не заподозрил меня в предательстве? – мрачноспросила Мария Симолина, который и посвятил ее во все эти подробности.

– Ну что вы! – воскликнул Иван Матвеевич, но как-то неслишком убежденно, и Мария с тоской поняла: так оно и было! Разумеется, оНиколь Корф ничего дурного не мог подумать, а вот о своей венчанной жене… Да,похоже, подозрения рассеялись у него лишь в ту минуту, когда ее чуть неутопили, но и тут у него не нашлось времени отнестись к ней со вниманием. А то,что благодаря Марии раскрылось предательство Эрлаха и его истинное лицо, – этовроде бы сущая безделица.

Вернувшись спустя десять дней в Париж (она и вовсе хотелауехать вместе с Комаровским в Россию, да не было на то ни денег лишних, нипроездных документов, пусть и фальшивых), Мария появилась на улице СтарыхАвгустинцев, лишь побывав у Симолина, которому подробно пересказала все своиприключения. Разумеется, она не обошла молчанием и Николь, однако тут ИванМатвеевич покосился на нее столь лукаво и недоверчиво, что Мария осеклась: конечно,он не сомневается, что ее гневливые слова – клевета, продиктованная ревностью!И уж если Симолин, ее верный друг и покровитель, так решил, то можно особо ненапрягать воображение, чтобы понять, какова будет реакция Корфа. Уж он найдетсамые ядовитые слова, чтобы уничтожить Марию! Ее отчаяние, страх, усталость,все опасности, которым она подвергалась, – ничто для него!

Спасибо, хоть Симолин понял, что́ привелось ейиспытать. Слушая повествование Марии, он раза два даже слезинку с глаз смахнул,а потом заключил ее в объятия и расцеловал так крепко, что она засмеялась.

– Истинно говорят: исключительный человек ищетисключительной судьбы. Нет цены вам, душа моя, Марья Валерьяновна! – с чувствомвыговорил Симолин. – И куда только господин маркиз Шалопаи смотрит? Эх, будь яна его месте или хоть годков на двадцать помоложе, чем ныне, увел бы я вас отДимитрия Васильевича – это уж как пить дать. Увел бы! И за великое счастьепочитал, коли бы вы меня своей любовью почтили!

Тут настал черед Марии утирать повлажневшие глаза. Симолин,который, как всякий мужчина, чувствовал себя неуютно при виде женских слез,немедленно дал отбой:

– Да не нужен! И венгерец этот – не нужен. Знаю, надобенодин только Корф, а ему…

Симолин осекся, махнул рукой и более на эту тему не говорил.А что говорить, когда Мария и без слов все знала и все понимала?

«Ничего я Димитрию не скажу про Николь, – решила онамстительно. – Пусть остается в дураках. Пусть новые и новые замыслы его рушатся,пусть…»

Пусть – что? Пусть гибнут новые курьеры? Пусть страдаютроссийские интересы во Франции? И все это лишь потому, что дипломатическийагент Корф не желает признать: его любовница – шпионка его врагов? Нет, баронуж как хочет, а Мария постарается выполнить свою клятву: отомстит Николь завсе, и за гибель курьера – тоже!

Это мужественное решение исполнило ее душу такой печалью иусталостью, что она опять едва сдержала слезы. Всегда она одна – в любви, вжизни, в опасности… Простосердечный Егорушка за ничтожное время их знакомствапроявил к ней заботы и нежности больше, чем Корф за все годы их брака. Дажебесследно исчезнувший из ее жизни Вайян! Даже Симолин! Что уж говорить оСильвестре… Наверняка все время, пока Мария числилась в нетях, маркиз металсяпод окнами ее дома, вне себя от беспокойства и ревности, а уж графиня-тоГизелла небось утром и вечером являлась туда с визитами – узнать, когдаворотится баронесса, как если бы они были с Марией бог весть какие неразлучныеподруги. Гизелла мечтает, чтобы Мария была свободна; сколько раз намекала, чтонадобно потребовать развода и искать новое счастье!

А чего его искать далеко, это «счастье»? Вот оно – летит поулице Граммон навстречу Марии, вышедшей от Симолина, машет широкополой шляпой сперьями. Вот набежал, стиснул в объятиях, не обращая внимания на угрюмогоСимолина – да и на Корфа не обратил бы внимания, окажись тот поблизости;зацеловал, шепча страстные признания, всем существом, всем телом своим выражаяодно – любовное желание. «Все дамы от него в восторге», – как намекает с тонкойулыбкою графиня Гизелла, гордясь, что про ее брата идет слава отменноголюбовника. Влюбленный Сильвестр, очаровательный Сильвестр, предавший своюстрану ради любви к Марии… постылый, немилый Сильвестр!

И неотвязный, как тоска.

* * *

Шли дни, недели, месяцы. Николь, за которой вознамериласьследить Мария, неделями вообще не бывала на улице Старых Августинцев, проводя,по слухам, время в старом домике мамаши Дезорде в Фонтенбло. Мария ничуть несомневалась, что там нашлось применение и известным пятидесяти тысячам ливров:небось Николь, практичная, как все француженки, – нет, как пятьдесят тысячфранцуженок! – прикупила земли, может быть, даже отстроила новый дом, нанялабатраков. Определенно, эта ловкая особа обустраивала свою жизнь, и Мария неудивилась бы, узнав, что Николь намерена купить титул: такие случаи бывали.

Однако думала об этом Мария с усмешкой: времена длятитулованных особ наставали тяжелые! Сейчас куда разумнее не обнаруживать своебогатство, а припрятывать его.

В королевской казне при растущем дефиците почти забыли, каквыглядят деньги. Налоги на привилегированные сословия не решался ввести ни одинминистр, ни один советник; налоги на простой народ уже не давали ничего: нельзядобыть воды из пустого колодца – кроме грязи, оттуда ничего не зачерпнешь! Всезнали: за двенадцать лет правления Людовика XVI государственный долг страныстал равен одному миллиарду двумстам пятидесяти миллионам франков. Кто и на чтоизрасходовал эту астрономическую сумму, если бедняки надрывались по десятьчасов в сутки за пару су?! Ответ у народа был один: королева.

Ясно, почему хлеб дорожает, а налоги растут: потому чтоавстриячка-мотовка приказывает целую комнату в Трианоне облицеватьбриллиантами, потому что она тайно послала своему брату Иосифу в Вену стомиллионов на войны, потому что она своих любимчиков щедро одаривает пенсионами,подарками и теплыми, доходными местечками. Вот кто виновник финансовойкатастрофы! И новое прозвище королевы – Мадам Дефицит – заклеймило ее чело.