Что произойдет, если она вернется в Париж? Во-первых, одиндрагоценный день из семи уже будет потерян. Во-вторых… Во-вторых, Корфупридется отправиться самому. А следующий дилижанс только через неделю. Но ужесли убийцам удалось выследить секретного курьера, то русский резидент никак невыберется из Парижа незамеченным! Ей представился Корф в черной траурнойодежде, скорчившийся в кровавой луже у подножки дилижанса, – и Марию затряслотак, что соседка покосилась на нее с изумлением.

Нет. Это перст судьбы. Нельзя останавливать дилижанс,наоборот – надо молиться, чтобы он мчался как можно быстрее. Слишком многоеблагоприятствует ее неожиданному путешествию: и это платье, так вовремяпопавшееся на глаза, и доброжелательность хозяина конторы… да все, все, начинаяс бессонницы, с утренней прогулки по каштану!

Жаль только, что у Марии с собою ни су! А надо платить запридорожные гостиницы и что-то есть… Ладно, сейчас у нее тошнота подкатывает кгорлу при одной только мысли о еде, но ведь ехать почти три дня! И добиратьсяот Берна до Туна, и еще зайти в трактир Эрлаха, и переправиться через Тунскоеозеро… На все это нужны немалые деньги.

Не крест же продать?! Мария украдкой потрогала сквозьмонашеский чепец мочки ушей. Слава те господи, у нее в ушах серьги. Франков стоза них дадут… Дали бы, наверное, раза в три больше, но надо трезво смотреть навещи: у кого найдутся такие деньги на каком-нибудь постоялом дворе, в спешке?

Остановка часа через три, никак не раньше. Хорошо, что всепассажиры так подавлены ужасным событием на станции, что сидят молча, недонимают друг друга расспросами и разговорами. Есть время собраться с мыслями.

О многом надо подумать, и прежде всего о главном: кто, ктоеще, кроме нее и Корфа, знал, откуда и когда отправится секретный курьер?

Бело-розовая фигура, приникшая к окну, возникла в памяти, иМария невольно прижала руки к сердцу.

Николь! Курьера предала Николь!

* * *

Ровно через три дня пути, в два часа пополудни, дилижансостановился на окраине Берна, конечной точке своего маршрута. Торопливораспрощавшись с попутчиками, Мария выскочила из кареты, спиной ощущаянеприязненные взоры. Никогда в жизни она не чувствовала такого общегонедоброжелательства к себе, словно бы то, что она невольно заняла место убитогопассажира, наложило на нее некий позорный отпечаток. Мрачная старуха так и непроронила ни слова за всю дорогу, отворачиваясь от Марии, как от зачумленной!Самым доброжелательным оказался толстяк с книгами, который вез их в дарпубличной библиотеке Берна, своего родного города. Этот книгочей безмернотронул сердце Марии, и перед тем, как покинуть дилижанс, она с горячим чувствомстиснула его пухлую, широкую руку.

Доброжелатель Марии поведал, что трактир Эрлаха находится нагорной дороге, ровно на полпути от Берна до Тунского озера, а езды до Туна – неболее четырех часов. В расчеты Марии не входило прийти в трактир засветло;вдобавок вынести еще хотя бы два часа тряски в карете казалось ейнепереносимым, а потому она пошла пешком, еле передвигая ноги.

– Вы паломница, сестра? – неприязненно спросил Эрлах,провожая Марию в отведенную ей комнату. Лицом он был бы недурен, но напыщенныйи надменный вид его производил самое неприятное впечатление. Мария удивиласьбыло, а потом сообразила, что католическая церковь в ее лице встретилась здесьс протестантизмом Эрлаха, и, мягко улыбнувшись, кивнула.

Она щедро заплатила вперед, и религиозный фанатизм Эрлаханесколько поугас. Проведя Марию в чистую и светлую комнату под номером семь,хозяин принялся рассказывать о порядках, заведенных в его доме. Мария спросилаужин и побольше горячей воды и с наслаждением занялась своим туалетом. Занесколько франков ей удалось уговорить Анни (так звали девушку-горничную)вычистить к утру ее платье, выстирать и высушить белье. А так как Марии на ночьпредстояло остаться в чем мать родила, то Анни предложила ей черное старенькоеплатьишко.

После сытной трапезы Марию разморило. Твердо помня, чтоспать нельзя, что нужно непременно проследить за Эрлахом и выяснить, безопасенли трактир или в нем происходит нечто подозрительное, она прилегла на пышнойпостели, не разбирая ее и не раздеваясь, – и заснула, кажется, еще прежде, чемопустила голову на подушку.

* * *

Ее разбудил лунный свет, бивший прямо в лицо. Всполошенносела, озираясь.

Тишина. Нигде не звука. Все спокойно в трактире, все спиткругом.

Подошла к окну. Серебряная луна высоко поднялась наддолиною. У Марии захватило дух – такая красота и тишина царили кругом. Ничегоподобного ей, жительнице равнинных приречных лесов, никогда в жизни неприходилось зреть! И тут до ее слуха донесся стук копыт по каменистой тропе, азатем в ворота въехал всадник.

– У, дура, светит, как ошалелая! – раздался голос Эрлаха, ион сам, погрозив кулаком луне, вышел принять повод у гостя.

Мария не сдержала легкой усмешки, но следующие словахозяина, произнесенные почти шепотом, но отчетливо слышимые в хрустальнойтишине, заставили затаить дыхание:

– Восьмого номера так никто и не спросил.

Сердце Марии приостановилось: Эрлах говорил по-английски!

– Да, незадача!.. – произнес на том же языке всадник,спешиваясь. – Не пойму, зачем было убивать курьера на станции? Он должен былвывести нас в Туне на русского связного, а теперь ломай себе голову: кто, где ис кем должен встретиться. Знаешь ли, плохо нам станется, ежели на этот разпровороним их связного. Не миновать нам тогда отправиться в гости к твоимбывшим постояльцам!

– Куда это? – удивился Эрлах, и вновь прибывший злобноогрызнулся:

– Куда? В пучины Рейнбаха! [105] С камнем на шее!

Мария зябко поежилась.

Ай да Корф! Ай да провидец!

Всадник что-то неразборчиво проговорил, а трактирщикпренебрежительно махнул рукой:

– Да так, одна монашка-паломница…

Мария впервые в жизни порадовалась, что о ней отозвалисьпренебрежительно. Не хотела бы она привлечь к себе внимание «добропорядочного»Эрлаха!

Вновь прибывший насторожился:

– Монашка? Не может быть!

Мария невольно отпрянула от окна в тень.

Приехавший схватил Эрлаха за грудки:

– Какая она? Высокая, молодая, в синем платье и с серебрянымкрестом на груди?!