С затемненными стеклами.

— Вчера вы были в очках? У вас плохое зрение?

— Нет, — Ольга беспомощно посмотрела намужа. — Со зрением у меня все в порядке.

— Моя жена действительно уже какое-то время носит очки.Это от снега, она посадила себе глаза, когда была на спуске, — волнуясь,объяснил Марк. — Надеюсь, в этом нет ничего предосудительного?

— Вчера вечером вы тоже были в очках?

— Какое это имеет значение? — снова вклинилсяМарк.

— Вы были в очках?

— Да, — едва слышно произнесла Ольга.

— А сегодня?

— Я забыла… И Марк не напомнил мне. Но все равно, глазабольше не болят…

— Понятно. Ну что ж, спасибо, Сергей Алексеевич. Выможете быть свободны.

Серый покинул помещение. Когда он аккуратно прикрыл за собойдверь, в комнате воцарилась тишина.

— Может быть, пригласить людей, которые видели васночью, примерно в это же время?

— Ненужно…

— Значит, вы признаете, что посетили гостиницу ночью?

— Я… Я не помню этого. — Она спрятала лицо вколенях и зарыдала. — Не помню, не помню, не помню…

— Прекратите! — крикнул Марк.

Ну вот, теперь можно и прекратить. Она не помнит — полнаякалька с ситуации с Запесоцкой. Не помнит, не ведает, что творит. Бедняжка.

— А что вы помните?

— Я вернулась домой… После ссоры с отцом. Я вернулась вкоттедж и легла спать. У меня болела голова. Страшно болела. Она и сейчасболит. Я не могла там быть… Я не помню, не помню…

Ольга была окружена людьми, но сейчас вокруг нее как будтобы возникло пустое безвоздушное пространство. Мертвая зона.

Звягинцев загремел ящиком стола и спустя секунду досталоттуда вещественное доказательство.

Охотничий нож Нгаи, еще вчера принадлежавший покойномуШмаринову.

Орудие убийства.

Звягинцев положил окровавленный нож перед собой. Ольгасмотрела на него не отрываясь.

— Вам знаком этот предмет?

— Нож?

— Да, нож.

— Да, это папин нож. Из его коллекции. Нож Нгаи. Он егоочень любит. Он часто возит его с собой. Я не знаю, зачем он привез его сюда. Яне знаю…

— Этим ножом сегодня ночью был убит ваш отец.

И тогда она не выдержала. Она упала на пол и уткнуласьруками в пол. Дальше произошло совсем уж непредвиденное: ее стошнило.

— Уберите его, уберите, слышите! — заорал Марк,пытаясь собой заслонить Ольгу от стола. — Убери его немедленно, сволочь!

Звягинцев и сам порядком струхнул. С ножом он, пожалуй,переборщил, но кто знал, что у девушки окажутся такие хрупкие нервы? Он сунулнож обратно в ящик стола, совершенно не зная, что будет делать дальше. Ольгапо-прежнему сидела на полу, и плечи ее сотрясались от рыданий, а горлоперехватил спазм.

— Ты мне за это ответишь, сволочь! — крикнулМарк. — Ты мне за это ответишь! Я тебя сгною!!! Я тебя сам порешу.

Марк кричал так сильно, что у Звягинцева заложило уши.

— Нет, — вдруг очень тихо сказала Ольга. —Нет. Не надо, Марк. Ты знаешь правду, Марк! Не надо, прошу тебя…

— Кара!

— Не надо. Все кончено, Марк. Все кончено.

Она в упор посмотрела на Звягинцева. Если бы глаза моглиубивать, Пал Палыч свалился бы бездыханным. В самой глубине ее зрачковпритаилась такая страшная, такая холодная пустота, что Звягинцев сам едва непотерял сознание.

— Не надо, Марк. Все кончено. Я хотела убить, и яубила.

— Что ты говоришь, кара…

— Я убила своего отца. Я не помню, как я это сделала. Яговорила ему… Тогда, в баре… Когда еще помнила все, когда еще была собой… Онготов был предать нас всех из-за нее…

Я была несправедлива… Я хотела извиниться… Но бороться сэтой яростью в себе — пока я могу, я борюсь… Я не помню, как я это сделала… Ноя убила его.

— Кара!

— Не нужно, Марк, ты тоже знаешь правду… Ты милый.

Ты хотел скрыть. Ты сказал мне утром, когда мы увидели этукровь. Ты сказал: «У тебя было кровотечение из носа». Кровь из носа — как мило,как невинно, правда? Но это была не моя кровь. Это была кровь моего отца. Ястановлюсь похожей на маму, которую всегда боялась… Но еще больше я боялась,что это случится со мной. И это случилось. Марк, ты не можешь любить меня. Тыне можешь больше оставаться со мной…

Все кончено… Пока еще я кое-что помню. Я помню — и нашуВенецию тоже. Но тогда, когда ты нашел меня в снегу, когда я избила этуженщину, — я ничего не помнила… Теперь это будет всегда, Марк, милый… Иэти промежутки беспамятства — они будут все длиннее. И превратятся в однусплошную полосу. И там больше не будет меня. Там будет совсем другое существо,которое нужно будет сажать на цепь и надевать на него смирительную рубашку…Обещай, что ты никогда ко мне не придешь…

— Я не могу, кара…

— Обещай мне, Марк.

— Нет.

— Как хочешь. Мне уже будет все равно… Я убила его.

Оцепеневший Звягинцев не отрываясь смотрел ей в лицо — наего глазах оно старилось и превращалось в лицо старухи: никогда в жизни он невидел такой страшной метаморфозы.

— Простите, Звягинцев… Вас зовут Пал Палыч?

— Да, — Звягинцев вздрогнул.

— У нас в коттедже… В моем чемодане, на самом дне…

Там лежит комбинезон, в котором я была сегодня ночью.

Марк спрятал его туда, чтобы потом выбросить… Или зарыть.

Или сжечь. Или уничтожить. Чтобы он никогда не напоминалмне… Комбинезон тоже в крови. Это папина кровь. И на моих руках тоже была папинакровь. Она и сейчас на руках.

Возьмите комбинезон. Пал Палыч… Это еще одно вещественноедоказательство. Вам же нужны вещественные доказательства?

Звягинцев молчал, сердце его разрывалось от тоски.

Марк… Я люблю тебя, Марк. Я люблю тебя. Но все кон* * *

Действительно, все было кончено.

Они на некоторое время оставили Ольгу в комнате номертринадцать. Она сама попросила оставить ее там. Признания Ольги сломали Марка.Еще вчера преуспевающий и холеный, он потерял весь свой лоск, он был раздавленпроисшедшим.

Звягинцеву не хотелось добивать его.

— Я понимаю ваше состояние, Марк.

— Нет, вы не понимаете…

— Мне бы хотелось помочь — и вам, и ей.

— Поздно.