— Марк? — жалобно просила она. — Марк,посмотри, на них больше нет крови?

— Ну что ты, кара! Абсолютно чистые руки… Не выдумывай!

— Марк… По-моему, у меня на куртке пятна… Это кровь,да?

— Нет никакой крови!

— Марк, она есть… Я стираю ее, а она снова появляется.

— Не говори глупостей! Если ты еще скажешь что-либоподобное, я просто тебя изобью!

— Отец жив, это не правда, что он умер.

— Кара… Я понимаю, как тебе тяжело…

— Марк! Только скажи мне правду, откуда эта кровь?

— Я же говорил тебе…

— Если ты мне еще раз скажешь про кровотечение из носа,я сама тебя ударю… Ты что-то скрываешь от меня. Зачем приходил Звягинцев?

— Он приходил сообщить обо всем.

Ольга снова упала в снег и зарыдала. Марк лег рядом с ней иуткнулся губами в холодную, помертвевшую щеку жены.

От Ольги сильно пахло валерьянкой. Последние часы он толькото и делал, что отпаивал ее. Иногда она впадала в страшное молчание — и этопугало Марка больше всего. Лучше бы она кричала, билась головой об пол и рвалана себе волосы.

Роскошные, длинные, иссиня-черные волосы, которые он таклюбил.

Наконец ему удалось хоть немного привести Ольгу в чувство.Именно тогда, когда они безнадежно опоздали к Звягинцеву. Хорошо еще, чтотолстый отставник не вручил им повестку с точным указанием времени, а передалвсе на словах. Вернее, попросил.

Со Звягинцевым нужно быть осторожнее. Осторожнее,осторожнее, повторял про себя Марк. Этот толстый, отвратительно пахнущий пивоми застарелым одиночеством человек вовсе не такой лох, каким хочет казаться. Нетакой лох и не такой простак.

С ним еще придется повозиться.

— Вставай, кара! Не нужно лежать на снегу, тыпростудишься…

— Марк… Все последнее время я только то и делаю, чтолежу на снегу, ночую на снегу, ем этот дурацкий снег, вытираю им руки… Он всевремя вокруг меня — этот снег.

— Пойдем. Нас ждут.

— Зачем нас ждут? Чтобы мы опознали папу? Но ведь телоуже не может быть папой, правда… Я так и не помирилась с ним. Я так и непопросила прощения… Он, наверное, думает, что я плохая.

— Кара!

— А я всегда была очень хорошая… Я так любила его… Он —единственный, кто был рядом со мной.

— А я? Я ведь тоже рядом с тобой. Всегда был и всегдабуду.

— Да, конечно.

— Пойдем…

Наконец-то ему удалось вытянуть Ольгу из снега, и они сновапобрели по едва заметной тропинке к отелю. Только еще один раз онаостановилась.

Только один раз.

— Что случилось, кара? — забеспокоился Марк.

— Марк, — она подняла голову к летящему навстречуветру, — Марк… Ты ведь знаешь это. Ты ведь знаешь правду.

— Какую правду?

— Ты ведь знаешь, что это я убила его.

Ольга вдруг засмеялась — страшно, вымученно, из последнихсил. На секунду она снова стала безумной, но только на секунду… Он бросился кней и крепко сжал в объятиях.

— Для меня это не имеет никакого значения. Никакогозначения, слышишь?..

До самого отеля они больше не сказали друг другу ни слова.

…А в комнате тринадцать их уже ждали. Толстяк Звягинцев идвое парней хмурого вида. У каждого из них на лбу аршинными буквами быловыведено: «Карта не лошадь, к утру повезет».

Звягинцев вынул из кресла свое грузное тело и направился кнастороженному Марку и бесчувственной, абсолютно ни на что не реагирующейОльге.

— Соболезную, — сказал он, обращаясь к ней.

Ольга ничего не ответила. И только спустя секунду, когда донее дошел смысл сказанного, вяло разлепила губы:

— Где он? Я могу его увидеть?

Звягинцев переглянулся с Марком, и тот отрицательно покачалголовой: не стоит.

— Не сейчас, Ольга Игоревна. Чуть попозже…

— А что с Инкой?

— С Инкой?

— С Инессой? С.., папиной женой?

— С ней все в порядке, — Звягинцев вспомниллежащую без движения и плачущую девушку. — Она жива.

— Да. Она жива, — эхом повторила за ним Ольга.

— Садитесь, — запоздало пригласил Звягинцев.

Марк усадил Ольгу в кресло и сам сел рядом с ней, крепкодержа жену за руку.

Звягинцев, все последние часы выстраивавший этот —решающий! — разговор, вдруг растерялся. Он увидел перед собой не монстра,а сломленную горем красивую молодую женщину. Сломленную горем — именно так.Щеки Ольги были пепельного цвета, глаза ввалились, только рот мерцал открытойраной.

Бедняжка.

Она даже не знает, какой демон живет в ней и терзает еесердце, бедняжка. Бедняжка-убийца, самое кроткое существо, которое только можносебе представить. Звягинцев попытался взять себя в руки: сейчас, чего доброго,ты посадишь ее к себе на колени и начнешь баюкать.

— Мы слушаем вас, — твердый голос Марка вывел егоиз состояния романтической задумчивости.

— Да. Вот какое дело… Вот какая неприятность. Собственно,я всех уже допросил… Опросил. Всех возможных свидетелей. Остались только вы.Близкие родственники. Это, конечно, простая формальность, но без формальностейникуда, как вы сами понимаете.

— Да, — не выдержал Марк. — Преступления унас чрезвычайно заформализованы.

— Хочу задать вам несколько вопросов. Они касаютсявчерашнего дня и еще больше — вчерашней ночи. Вы, в состоянии отвечать? —обратился Звягинцев к Ольге.

— Да, — тихо ответила она, не поднимаяглаз. — Да.

— Тогда приступим. Если вы не возражаете, я будузаписывать, а вы потом распишетесь.

— Не возражаем, — сказал за жену и за себя Марк.

— Вот и ладушки. Значит, вы встретили отца вчера.

— Да.

— Он прилетел на вертолете.

— Да. Вы прекрасно это знаете.

— Почему он прилетел?

— Да вы издеваетесь, что ли? — взорвалсяМарк. — Вы же прекрасно знаете, почему он прилетел!

— Успокойтесь, Марк. Это только для протокола.Существует определенный порядок.

— Хорошо.

— Значит, он прилетел, потому что…

— Потому что его жена, Инесса Эдуардовна Шмаринова, получилатравмы во время спуска с горы, — четко выговаривая слова, произнес Марк.

— Вот видите, как все хорошо получается. —Звягинцев заискивающе посмотрел на молодого человека. — Теперь дальше.Инесса Эдуардовна сама попросила вас, чтобы вы связались с мужем и сообщили онесчастье?