Ольга подошла к компьютеру и заглянула в него. Странноеназвание, такое знакомое, такое близкое, как мороженое с фисташками"которое она так любила в детстве. Как мороженое с фисташками и сахарная вата.

«ПЛАТА».

Ольга вздрогнула и с трудом удержалась на ногах: «Паатой»звали ее любимого плюшевого медвежонка. Отец привез его, когда Ольге было пятьлет, а Манана настояла на том, чтобы его назвали Паатой, — «чем большегрузинских имен в доме, тем лучше». Паата прожил с ней все детство и частьюности, только совсем незадолго до встречи с Марком он пропал: старенькийоруженосец Мананы, последний из грузин, покинувший их русский дом. Как же онаобожала своего медвежонка!

ПААТА.

Как странно называется сообщение! Как будто кто-то шлетпривет из забытого детства.

Ольга не удержалась и открыла его. А когда прочла, то до неене сразу дошел смысл прочитанного. Но когда дошел, она даже улыбнулась: всеправильно, мои родные, мои любимые, все правильно. Текст был коротеньким, нодлинного и быть не должно: там, где они сейчас, им разрешили передать всеголишь несколько слов:

«Я ЖДУ ТЕБЯ. НИЧЕГО НЕ БОЙСЯ. ЧЕМИ ПАТАРА ГОГОНИЯ. МАНАНА».

«Чеми патара гогония» — моя маленькая девочка, именно такназывала ее Манана в детстве. Это был их интернациональный секрет, рассчитанныйна трех посвященных: Ольгу, отца и Манану.

Чеми патара гогония. Моя маленькая девочка.

Ольга улыбнулась.

Цыганка в аэропорту, а потом этот ее кошмар. Манана хотелапредупредить ее именно таким образом: оставайся дома, в своей спокойной иправильной жизни, не иди следом за мной. Но Ольга не послушалась: чеми патарагогония редко слушалась своей мамы. И она увязалась следом. И даже прихватила ссобой отца. И Манана сдалась: раз уж ты увязалась следом, то придется взять итебя.

Ваша маленькая девочка не задержится, милые мои. Она идет квам. Нужно только попросить воды у охранников.

Ольга подошла к двери и уже собралась было постучать в нее,когда раздался еще один, приглушенный стук. Кто-то хотел попасть в их коттедж.Только не Марк! Она говорила с ним, она просила его не приходить. Он не долженбеспокоить ее сейчас, он не должен мешать ей…

Кто-то из охранников подошел к входной двери и открыл ее:Ольга слышала это, приложив ухо к своей собственной тонкой двери. Боже, когдаони перестанут ходить?

Только бы это не был Марк, почувствовавший, что она решиласделать. Теперь он будет мешать ей совершить то, что она хочет совершить. Ольгавернулась к кровати, на которой лежали таблетки. Какая разница, пусть это будетМарк. Он все равно ничего не сможет сделать, даже если отберет таблетки. Онавсе равно найдет способ — менее щадящий, менее антисептический. Невозможноостановить человека, если он на что-то решился. Он решился, а значит,переступил черту.

Опустив руки, Ольга сидела на кровати и разглядывалатаблетки. Пришедший уйдет, как уходят все, и она сможет осуществить задуманное.Даже страшный шум, грохот и стоны не вывели ее из оцепенения. Она пришла в себятолько тогда, когда дверь распахнулась. И на пороге показался человек взанимающих пол-лица горнолыжных очках. Ольга даже не успела испугаться, когдаон сдвинул их на лоб. Иона.

Иона.

Он был таким, каким она уже рисовала его себе: смуглое лицоизбито снегом; снег везде — на бровях, на волосах, на щеках, на ожесточившемсярешительном подбородке… Почему он все время ходит без шапки?..

Иона.

Его появление было таким неожиданным и таким желанным, чтоОльга, забыв обо всем, бросилась к нему. И, уткнувшись в его холодную грудь,горько расплакалась. Как чеми патара гогония.

Иона!..

Он стиснул ее в объятиях и сказал всего лишь несколько слов:

— Собирайся. Мы уходим.

— Нет…

— Собирайся, иначе мне придется связать тебя.

— Ты не понимаешь, ты не знаешь, почему я здесь… Я самасюда пришла.

— Я все знаю, — сказал он и приподнял ееподбородок. — Я все знаю. Собирайся. У нас всего лишь несколько минут.

Оторвав от себя Ольгу, он легонько подтолкнул ее.

— Я не могу идти с тобой… Я не могу подвергать тебяриску и страданиям. Иона. Я безумна и сама не знаю, когда и как начинается моебезумие. Я сумасшедшая. Самая банальная сумасшедшая, страдающая раздвоениемличности.

— Ты не сумасшедшая. Собирайся.

— Ты не понимаешь…

— Собирайся! — Невозможно противиться его напору,так же, как невозможно противиться его рукам.

— Я не знаю… Я не знаю, что брать, — жалобносказала Ольга.

— Ничего не нужно брать. Просто одевайся потеплее, ивсе.

Пока Ольга безропотно исполняла его приказ, он прошелся покомнате. И увидел таблетки, аккуратно разложенные на диване. Собрав таблетки вгорсть, он зло зашвырнул их в самый дальний угол.

— Задумала покончить с собой? — Он почти сненавистью посмотрел на Ольгу. — Сожрать их всухомятку? Думаю, такой исходдела устроил бы всех.

— Какое это имеет значение?

— Теперь никакого. Ты готова?

— Да. Куда ты собираешься?..

— Все вопросы потом. А сейчас запомни одно: ты несумасшедшая. Ты поняла меня?

— Да, — едва слышно сказала Ольга.

— Не слышу!

— Да, да, да.

— Отлично. Идем.

Он протянул ей руку, и она ухватилась за нее, как хватаютсяза соломинку. Вместе они прошли комнату охранников: оба парня были безсознания. Но Иона для верности связал их и приковал друг к другу наручниками:друг к другу и к батарее.

— Что ты сделал с ними, Иона?

— Ничего. К утру оклемаются.

Они вышли на улицу, плотно прикрыв за собой дверь.Бесконечный снег шел по-прежнему, но еще никогда он не казался Ольге такимпрекрасным. У коттеджа стояла странная машина, похожая на крошечный катер наполозьях.

— Что это? — спросила Ольга.

— Мотонарты. Проще говоря, снегоход. Прост вуправлении. Тебе понравится.

Иона уселся за руль и взглянул на Ольгу:

— Чего ты ждешь?

— А что я должна делать?

— Садись ко мне за спину.

И опять невозможно было ему не подчиниться. Ольга устроиласьна заваленном снегом заднем сиденье и крепко обняла Иону за пояс.

— Держишься? — спросил он, включая двигатель.

— Да.

— Тогда поехали…

— Куда? Куда мы едем?

— Увидишь. Подальше от всего этого клоповника…