По левую руку от него сидел Хайман, еще один древнейший,который представился ему сам, безмолвно и непринужденно; устрашающее создание,лицо еще более гладкое, чем у Маарет. Мариус вдруг поймал себя на том, что неможет отвести от него взгляд. Лица Матери и Отца никогда не производили на неготакого впечатления, хотя и у них были такие же черные глаза и черные каквороново крыло волосы. Наверное, все дело в улыбке и в открытом, приветливомвыражении, сохранившемся на лице невзирая на любые попытки времени стереть егонавсегда. Он походил на мистическое создание или на святого, но вдействительности был жестоким убийцей. Недавние пиршества, насытившие егочеловеческой кровью, чуть-чуть смягчили кожу и придали щекам слабый румянец.

Маэл, как обычно лохматый и неряшливый, занял место слева отХаймана. А за ним – еще один представитель древности, Эрик, перешедший, помнению Мариуса, рубеж трех тысячелетий, худой, внешне обманчиво хрупкий, –возможно, к моменту смерти он успел прожить лет тридцать. Его карие глаза задумчиворассматривали Мариуса. Сшитый на заказ костюм выглядел более элегантно, чем таодежда, которую бизнесмены обычно покупают в магазинах.

А это кто? Та, что сидит справа от Маарет, в дальнем концестола, прямо напротив Мариуса? Да, она его действительно потрясла. Когда онувидел зеленые глаза и медно-рыжие волосы, то сразу же подумал о второй сестре.

Но это создание, несомненно, еще вчера было живым. И онникак не мог найти объяснение ее силе, застывшей белизне ее кожи, ее необычномупронзительному взгляду и исходившей от нее невероятной телепатической энергии –видимо, она была еще не в состоянии контролировать каскад мрачных и удивительночетких образов. Она с бесхитростной точностью воспроизвела в памяти картину,написанную им несколько веков назад, – его Амадео, окруженного во времямолитвы чернокрылыми ангелами. По телу Мариуса пробежал холодок.

– В подземелье Таламаски? – прошептал он. –Моя картина? – Он вдруг резко, ядовито рассмеялся. – Так вот она где!

Она испугалась; она не собиралась открывать свои мысли.Безнадежно смутившись, готовая защищать Таламаску, она резко ушла в себя. Еетело, казалось, съежилось, а сила, наоборот, удвоилась. Чудовище. Изящноезеленоглазое чудовище. Родилась только вчера – это он правильно определил, ибов ней еще присутствуют живые ткани. Внезапно он все понял: Джесс – так ее звали– была созданием Маарет. Она – прямой человеческий потомок этой женщины;а теперь стала созданием своей древней матери. Его поразило и даже слегкаиспугало такое сочетание. Кровь, бегущая по ее молодым жилам, обладала такиммогуществом, которого Мариус даже не мог себе представить. Она абсолютно неиспытывала жажды, а ведь она еще даже не умерла окончательно.

Но пора прекращать этот безжалостный и пристрастный осмотр.Ведь все они ждали его. Однако он не мог не подумать о собственных смертныхродственниках, потомках его племянников и племянниц, которых он так любил прижизни. Да, несколько сотен лет он следил за ними; но потом уже не узнавал их,как не узнавал сам Рим. И он позволил им опуститься во тьму вслед за Римом. Но,без сомнения, по земле и сейчас ходят те, в чьих жилах течет кровь его древнегорода.

Он продолжал рассматривать рыжеволосую девушку. Как онапохожа на свою великую мать: высокая, но хрупкая, тонкая в кости, красивая, нострогая. Здесь какая-то старая тайна, что-то связанное с родом, с семьей… Наней были мягкие темные одежды, напоминающие платье ее матери; безупречные руки;она не пользовалась ни духами, ни косметикой.

Каждый из них был по-своему великолепен. Высокий, плотногосложения, элегантный в своем монашески черном наряде Сантино с сияющими чернымиглазами и чувственным ртом. Даже в неряшливом Маэле, поглядывающем на древнююженщину со смесью любви и ненависти, чувствовалась всеподавляющая, могучаяличность. Ангельское лицо Армана описанию не поддавалось. А мальчик, Дэниел, спепельными волосами и блестящими фиолетовыми глазами больше походил на видение.

Интересно, было ли когда-нибудь бессмертие даровано человекус уродливой внешностью? Или же темная магия дарует красоту всякой жертве,брошенной в ее горнило? Габриэль при жизни, несомненно, была утонченнымсозданием, обладающим всем мужеством своего сына, но начисто лишенным егоимпульсивности. Луи… О да, Луи, конечно же, попал в их общество благодаря изящнымчертам лица, глубине зеленых глаз. Его избрали за присущее ему состояниемрачной созерцательности, которое сейчас проявилось в полной мере. Он казалсязатерянным среди них человеком: лицо, смягченное эмоциями и красками,удивительная незащищенность во всем его облике, вечно вопрошающие и грустныеглаза. Даже Хайман, несмотря на весь свой устрашающий вид, обладал бесспорнымсовершенством лица и фигуры.

Что касается Пандоры, то, глядя на нее, он видел перед собойне меланхоличное, отрешенное существо в библейских одеждах, застывшее в кресле,обратив взор к таящимся за сгущающимися тучами галактикам, а страстную инаивную живую женщину, которая подошла к нему на чернильно-темной улицеАнтиохии, умоляя дать ей бессмертие.

Даже Эрик, выбеленный веками, источающий слабое свечение,сохранил, как и Маарет, отпечаток глубоко человеческого чувства, еще болеепривлекательный благодаря очаровательной двуполой грациозности.

Никогда еще Мариусу не приходилось своими глазами видетьтакое общество – собравшихся вместе бессмертных всех возрастов, отноворожденных до самых древних; и каждый из них обладал неизмеримымисилами и своими слабостями, включая даже пребывающего в невменяемом состояниимолодого человека, так мастерски созданного Арманом с помощью всей нерастраченнойчистоты его девственной крови. Мариус сомневался, что подобная «община»существовала когда-либо в истории.

А как вписывается в картину он сам, старейший в своейтщательным образом управляемой вселенной, где древнейшими были немые боги?Ветра очистили его от сухой крови, приставшей к лицу и волосам. Его длинныйчерный плащ вымок в снегу, откуда он явился. И приближаясь к столу, воинственноожидая, пока Маарет укажет ему, где сесть, он представлял себе, что выглядиттаким же монстром, как и остальные, что его голубые глаза холодеют от злобы,сжигавшей его изнутри.

– Прошу, – любезно сказала она и указала на пустоедеревянное кресло прямо перед ним, очевидно почетное место, напротив самойМаарет.

Удобное кресло, не такое, как большая часть современной мебели.Приятно откинуться на изогнутую спинку, да и положить руку на подлокотник тоженеплохо. Арман занял свободное место справа от него.

Маарет беззвучно села. Она положила руки на полированнуюстолешницу и наклонила голову, словно собираясь с мыслями.

– Мы – это все, что осталось? – спросилМариус. – Кроме царицы, принца-паршивца и… – Он замолчал.

Между остальными пробежала безмолвная волна недоумения.Немая сестра, где она? В чем заключается тайна?