– Да. В ранние времена это уже пытались сделать.Пытались многие глупцы, которые в это не верили. Дух, вселившийся в нее, даетжизнь каждому из нас. Уничтожь носителя – и уничтожишь саму силу. Первыми умрутмолодые; старые постепенно иссохнут; старейшие, возможно, останутся в живых. Ноона – Царица Проклятых, и Проклятым без нее не жить. Энкил был всего лишь еепринцем-консортом, поэтому тот факт, что она убила его и выпила его кровь допоследней капли, ни на что не влияет.

– Царица Проклятых, – тихо прошептал Мариус.Маарет произнесла эти слова с несколько странной интонацией, словно онивсколыхнули болезненные, жуткие воспоминания, которые не в силах было стеретьдаже время. Как не в силах оно было стереть сны. Он снова ощутил суровую непреклонностьдревних созданий, для кого, вероятно, язык и все руководствующиеся им мыслилишены ненужной усложненности.

– Габриэль, – сказал Хайман, особенно красивопроизнося ее имя, – мы Лестату ничем помочь не можем. Мы должнывоспользоваться этим временем, чтобы продумать план. – Он повернулся кМаарет. – Сны, Маарет. Почему сны приходят к нам именно сейчас? Нам всемнеобходимо это знать.

Наступила продолжительная пауза. Всем присутствующим так илииначе было известно о существовании этих снов. Габриэль и Луи они почти незатронули, настолько, что Габриэль до этой ночи вообще о них не задумывалась, аЛуи, напуганный Лестатом, выбросил их из головы. Даже Пандора, котораяпризналась, что сама снов не видела, сообщила Мариусу о предостережении Азима.Сантино называл их зловещими видениями, от которых он не мог избавиться.

Теперь Мариус узнал, что на молодых – Джесс и Дэниела – ониоказали пагубное влияние, почти столь же жестокое, как и на него.

Но Маарет по-прежнему не проронила ни слова. Боль в глазахусилилась; Мариус ощущал ее беззвучную вибрацию. Он чувствовал, как сжимаются вспазме крохотные нервы.

Он немного наклонился вперед, сложив руки на столе.

– Маарет, – сказал он. – Это правда, что сныпосылает твоя сестра?

Ответа не было.

– Где Мекаре? – настаивал он.

И снова тишина.

Он чувствовал, как ей больно. И ему опять стало неудобно,ужасно стыдно за резкость своих слов. Но если он хочет принести пользу, тодолжен довести все до логического конца. Сам не понимая почему, он вновьвспомнил сидящую в храме Акашу. Вспомнил ее улыбку. Он представил себе Лестата,и ему отчаянно захотелось его защитить. Но Лестат стал всего лишь символом.Символом самого себя. Или их всех.

Маарет обратила на него очень странный взгляд, словно оноставался для нее загадкой. Потом обвела глазами остальных. И наконецзаговорила.

– Вы были свидетелями нашего расставания, – тихосказала она. – Каждый из вас. Вы видели его во сне. Видели, как нас ссестрой окружила толпа, как нас силой оторвали друг от друга и поместили вкаменные гробы. Мекаре не могла кричать, поскольку ей отрезали язык, а я немогла увидеть ее в последний раз, так как мне выкололи глаза.

Но я читала мысли наших обидчиков. Я знала, что нас везут наберег моря. Мекаре – на запад; меня – на восток.

Заживо замурованная в каменном гробу, я десять ночей несласьпо волнам на плоту из досок и бревен. И наконец, когда плот затонул и водапроникла под каменную крышку и приподняла ее, я смогла освободиться. Слепая,голодная как волк, доплыла я до берега, где у первого же несчастного,попавшегося мне на пути, похитила глаза и кровь.

Но Мекаре? Ее бросили в воды великого западного океана – вводы, достигающие края света.

И с первой же ночи я приступила к поискам – искала ее вЕвропе и в Азии, в южных джунглях и ледяных странах севера. Искала век за векоми в конце концов вслед за смертными пересекла западный океан, чтобы продолжитьпоиски в Новом Свете.

Я так и не нашла свою сестру. Как не нашла ни смертных, нибессмертных, кто видел ее или слышал ее имя. Потом, в этом веке, черезнесколько лет после второй великой войны, в высокогорных джунглях Перу настенах невысокой пещеры некий археолог-одиночка обнаружил неоспоримоесвидетельство присутствия моей сестры – рисунки, созданные ею, клинописныефигурки, раскрашенные примитивным пигментом и повествующие о нашей совместнойжизни и о страданиях, вам уже известных.

Но эти рисунки были вырезаны в камне шесть тысяч лет назад.А именно шесть тысяч лет назад нас с сестрой разлучили. Больше никакихсвидетельств ее существования найдено не было.

Однако я так и не отказалась от надежды ее найти. Я всегдазнала, как могут знать только близнецы, что она все еще бродит по этой земле,что я здесь не одна.

И сейчас, за последние десять дней, я впервые получиладоказательство того, что моя сестра со мной. Оно пришло ко мне из снов.

Это мысли Мекаре; видения Мекаре; ее злоба и боль.

Все молчали, устремив взгляды на Маарет. Мариус потрясеннозастыл. Он опасался, что именно ему снова придется прервать паузу, но делообстояло хуже, чем он мог предполагать, – смысл и значение снов теперь неподлежат сомнению.

Источник этих снов – не разум, переживший тысячелетия; нет,видения исходят, вполне вероятно, от существа, у которого рассудка осталось небольше, чем у животного, воспоминания для которого – лишь побуждение кдействию, не подлежащее ни сомнению, ни пониманию. Это объяснило бы ихчеткость; это объяснило бы их повторяемость.

А существо, мельком привидевшееся ему в джунглях, –сама Мекаре.

– Да, – незамедлительно откликнуласьМаарет. – В джунглях. Идет, – прошептала она. – Именно эти слованацарапал на оставленном для меня листе бумаги умирающий археолог: «В джунглях– она идет». Но где?

На этот раз тишину нарушил Луи.

– Значит, сны могут и не нести в себе конкретногосообщения, – сказал он с легким французским акцентом. – Возможно, этопросто излияния измученной души.

– Нет. Это сообщение, – отозвался Хайман. –Это предупреждение. Оно предназначено для всех нас, в том числе и для Матери.

– Но как вы можете это утверждать? – спросила егоГабриэль. – Мы не знаем, что творится у нее в голове, мы даже не можембыть уверены, что ей известно о том, где мы.

– Ты не знаешь всего, – сказал Хайман. – А язнаю. Маарет расскажет. – Он повернулся к Маарет.

– Я ее видела, – робко вставила Джесс и взглянулана Маарет. – Она пересекла великую реку; она идет. Я ее видела! Нет, нетак. Я видела ею.

– Да, – ответил Мариус. – Ее глазами!