достижения одного поколения его бесчисленным преемникам. Следовательно, необходимо было убрать из городской жизни практически все следы византийского, франкского и османского периодов. Одним из последних таких следов, которым суждено было исчезнуть, стала Франкская башня, возвышавшаяся над входом: ее снесли в 1874 г.

Одной из первоочередных задач было восстановление прекрасной ионической асимметрии Эрехтейона. Из шести женских фигур, поддерживавших южный портик, одна – так называемая дева № 3 – была увезена Элгином, а соседняя с ней дева № 4 упала при обстреле. Это привело к обрушению большей части портика, который быстро укрепили импровизированными подпорками. Питтакис сделал открытие, которое, должно быть, наполнило его опьяняющим восторгом: он обнаружил голову и тело девы № 4 и сумел воссоединить их. Кроме того, он нашел фрагменты еще одной статуи, девы № 6, тем самым опровергнув теорию, что ее вывезли в Рим при Августе или Адриане. Тем временем бо́льшая часть северного портика Эрехтейона обвалилась в результате обстрела 1827 г., в котором погибла семья командующего Гураса. Здесь также потребовалась замысловатая система подпорок.

Немецкие и датские археологи осуществили дерзкую, но совершенно оправданную реставрационную операцию: они извлекли из земли и воссоединили составные части храма Афины Ники, построенного древними греками в порыве чрезмерного оптимизма в разгар Пелопоннесской войны. Это прелестное миниатюрное здание было почти полностью разрушено османами во время войны 1687 г., когда они лихорадочно пытались укрепить Скалу против осаждавших ее венецианцев. В целом работы на Акрополе представляли собой смесь энергичного восстановления с безжалостным разрушением.

Новый руководящий принцип сформулировал сам фон Кленце, автор яркой эллинизации некоторых частей Мюнхена: надлежало убрать все элементы цитадели, не представлявшие «археологического, структурного или художественного интереса». Его августейший руководитель Оттон выразил эту мысль еще решительнее: «Все пережитки варварства должны быть искоренены на Акрополе и повсюду в Греции, и следы славного прошлого воссияют с новым великолепием и станут надежной основой для славного настоящего и славного будущего».

Какое именно славное прошлое он имел в виду, сомнений не вызывало: речь шла о V в. до н. э. Этот принцип систематически применялся как к Акрополю, так и, хотя и в несколько смягченном виде, ко всему городу. Были снесены десятки небольших церквей и святилищ византийского и османского времени (многие из них уже были в плачевном состоянии), но некоторые из наиболее значительных были сохранены – например, прелестная миниатюрная Капникарея, стоящая посреди улицы Эрму (Гермеса). По плану фон Кленце эту жемчужину византийской архитектуры, построенную в XI в., должны были снести; ее спасло вмешательство короля Людвига. (В другой раз она чуть было не была уничтожена в 1863 г. и сохранилась только благодаря энергичным протестам прихожан.)

Небольшая мечеть внутри Парфенона, воздвигнутая османами после катастрофы 1687 г., была уничтожена в 1840-х; она есть на дагеротипе 1839 г. (одной из самых старых фотографий памятников вообще), но не на позднейших изображениях. Из семи мечетей нижнего города сохранились всего две, которые используются сейчас в качестве выставочных залов. Еще одна мечеть (Кючюк Камии, то есть Малая мечеть) просуществовала до 1920-х гг.; ее фундамент до сих пор можно видеть возле Римской агоры.

При внимательном прочтении видно, что манифест короля Оттона далеко не ограничивался ностальгическим или эгоистичным обращением к прошлому. Не в меньшей степени он был и призывом к будущей славе. Эта точка зрения была распространена среди тех, кто имел отношение к основанию Греческого королевства, будь то греки, тевтоны или уроженцы других мест. Их идея в общих чертах сводилась к следующему: когда проявится все великолепие золотого века, V столетия до н. э., это побудит новое поколение афинян к стремительному движению вперед, к столь же блестящему и захватывающему будущему.

Разумеется, это был не единственный в истории случай, когда наследие времен Перикла возрождали ради каких-нибудь новомодных целей. На это наследие во многих аспектах опирался император Адриан, пытаясь построить на этой основе проримское, но греческое по культуре содружество с центром в Афинах. Византийский епископ Хониат привлекал Парфенон в качестве доказательства правоты своего довода, что древнегреческое совершенство и новые откровения монотеизма могут существовать буквально в одном и том же месте, подкрепляя друг друга. Подобные мысли высказывали и наиболее творческие из османских летописцев Афин, пытавшиеся слить воедино греческую славу с исламской историей.

Но первые руководители современного Греческого государства мыслили у́же: они сопоставляли очень старое с самым новым, исключая из рассмотрения почти все, что было в промежутке. Наследие этого любопытного сопоставления до сих пор ощутимо в современных Афинах. Расчистка, раскопки и реставрация Акрополя шли параллельно со строительством новых неоклассических зданий в других частях Афин, на расстоянии короткой пешей прогулки. Возможно, этот процесс можно описать по-другому. Распространение древнегреческого стиля, уже вошедшего в такую большую моду в Европе, пошло по новому пути, и по сравнению с тем, что происходило раньше, это несомненно был поворот к лучшему. Новая тенденция предполагала не вывоз предметов или идей из Афин для развития эллинизма в других местах, а повторную эллинизацию самих Афин. Незадолго до этого антиквары из Северной Европы рыскали по Акрополю в поисках всего, что можно было с него извлечь, будь то в виде слепков, обмеров или самих предметов. Теперь же идеи и знания, полученные в ходе работ на Акрополе, применялись – с бо́льшим или меньшим успехом – в непосредственной близости от него, в формирующихся новых Афинах.

Многие из художников и археологов, трудившихся на Скале, были и в числе проектировщиков современных Афин. Например, в группу, занимавшуюся реконструкцией храма Афины Ники, входили Шауберт, прусский архитектор, бывший одним из авторов проекта нового города, и Кристиан Хансен, один из двух братьев-датчан, подаривших возрожденному городу несколько великолепных неоклассических зданий. Три из этих зданий можно видеть среди автомобильных выхлопов и плавящегося асфальта магистрали, известной как улица Панепистимиу (Университетская), – одной из транспортных артерий, соединяющих две главные площади города. Если сейчас эти здания выглядят несколько непривычно, то, должно быть, они казались весьма необычными в те времена, когда восстали из руин посреди только обретших независимость Афин. Афинский университет, построенный по проекту Кристиана Хансена, украшают длинная колоннада и фрески, что, возможно, отсылает к виду Пестрой стои на древней Агоре. При ближайшем рассмотрении оказывается, что фрески представляют собой романтизированное изображение возрождения искусств и наук Греции королем Оттоном; их автором был немецкий художник Карл Раль.

Официальное основание университета в 1836 г. было одним из первых постановлений королевства Греции. В нем были факультеты медицины, юриспруденции, богословия и «общих наук», в число которых входили самые разные дисциплины, от философии до математики. В течение нескольких лет он размещался в особняке в районе Плака, в котором также работали Шауберт и Клеантис, а в 1841 г. переехал в собственное внушительное неоклассическое здание. За оставшуюся часть века оно неоднократно достраивалось