уроженец Корфу Иоанн Каподистрия, недолгое время служивший статс-секретарем по иностранным делам Российской империи[177]. Хотя он был искусным дипломатом, ему не удалось подчинить себе недисциплинированную коалицию сил, сражавшихся в революционной войне, от предприимчивых судовладельцев до предводителей пелопоннесских родовых кланов, никогда не плативших подати османам и не собиравшихся платить налоги и теперь. Каподистрия неосмотрительно заключил в тюрьму одного из пелопоннесских вождей, Петро-бея Мавромихалиса. 9 октября 1831 г., когда он входил в церковь, его убили сын и брат Мавромихалиса. Шаткое государственное образование Греции оказалось на грани гражданской войны. Один из убийц был убит на месте разъяренной толпой, второго судили и казнили. Некоторые считали Каподистрию мучеником, другие же сравнивали его убийц с двумя древнегреческими тираноборцами, Гармодием и Аристогитоном.

В начале 1832 г. Британия, Франция и Россия договорились о новой формуле управления Грецией: они решили предложить трон Оттону, второму сыну баварского короля Людвига. До достижения двадцатиоднолетнего возраста в 1835 г. вместо него должны были управлять три эмиссара из Мюнхена. Как это ни парадоксально, для разнообразных греческих фракций такое решение было более приемлемым, чем выбор любого из местных правителей. Ореол государя, связанного с другими коронованными особами Европы, казался хорошим предзнаменованием для новой державы и проектов ее расширения. Многочисленные претенденты на влияние на новое государственное образование, как внутри его границ, так и за ними, начали обдумывать, как обратить на себя внимание юного монарха.

Даже тогда вопрос о местоположении новой столицы не был сразу решен. Многие считали, что красивый исторический порт Нафплион подходит на эту роль лучше, чем истерзанные войной афинские переулки. В Нафплионе выходила газета под названием «Афина» – что несколько усугубляет путаницу, но здесь имелась в виду богиня, а не город. К городу же это издание относилось весьма скептически. Газета писала: «Те, кто желал бы видеть столицей Афины, хотят … дать нам вместо богатой, величественной и предприимчивой столицы [подобной Нафплиону] никчемную, бесплодную Аттику, которую весь греческий мир, умудренный долгой революцией, а не археологическими призраками, единодушно отвергает». Однако вскоре стало ясно, что люди влиятельные – в том числе иностранные защитники королевства и ведущие фигуры Румелии, региона, расположенного к северу от Коринфского залива, – придерживаются другого мнения. Все они предпочитали Афины, и их точка зрения одержала верх.

Новый греческий монарх принял участие в нескольких театрализованных публичных мероприятиях. Первое из них состоялось в феврале 1833 г., когда он прибыл в Нафплион в сопровождении эскадры, насчитывавшей более семидесяти кораблей разных стран. Все они были украшены флагами и непрерывно давали залпы праздничного салюта. Семнадцатилетний юноша в нарядном мундире въехал во главе процессии в свою временную столицу в окружении трех баварских регентов, а главы разнообразных греческих фракций встретили его с благоговением и необычным для них единодушием. К этому моменту осуществление планов перестройки Афин уже началось; проектные работы были поручены двум архитекторам, обучавшимся в Германии. В течение следующих месяцев король начал перемещение столицы. В мае он прибыл по суше в Афины, а в сентябре – по морю в Пирей, где ему устроили встречу видные афиняне, очевидно решившие прибегнуть к древним божествам – покровителям города. В память об Афине один из горожан поднес Оттону крупную сову, другой – ветвь оливы, а третий произнес речь, в которой выразил уверенность, что «теперь, когда Афина вернулась в наш город вместе с Деметрой и Гермесом, через Вас … мы будем вознаграждены за все невзгоды». Затем король отправился к арке Адриана, где надпись на лавровом венке гласила: «Афины, некогда город Тесея и Адриана, ныне город Оттона». В декабре Оттон поселился в Афинах. По этому случаю состоялось христианское богослужение в древнем храме, называвшемся тогда церковью Святого Георгия, но вскоре после этого вновь превращенного в классический памятник: теперь мы называем его Гефестейоном. С самого начала существования королевства в нем было смешение – иногда намеренное – новой религии со старой.

Еще одной повторяющейся чертой афинской истории было то обстоятельство, что люди, оставившие свой след в городе в качестве действующих лиц или влиятельных наблюдателей, часто прибывали по двое. Последним из таких дуэтов были два архитектора, познакомившиеся в Берлине, где они учились у великого профессора-эллиниста. Один из них, Стаматис Клеантис, до приезда в столицу Пруссии учился в Бухаресте и Лейпциге. В Берлине же он подружился с одним из однокашников, Эдуардом Шаубертом, который был родом из Бреслау (ныне – польский город Вроцлав). Молодые люди решили, что вместе прославятся в Средиземноморье, вернув на юг величественный греческий стиль, вошедший в такую моду в Северной Европе. В мае 1832 г., еще до принятия официального решения о переводе столицы в Афины, они получили заказ на разработку перспектив развития Афин, которые «не уступали бы славе и блеску города и были достойны века, в котором мы живем». К концу года их план был официально утвержден и подкреплен королевским указом. В основе его лежало предположение, что город с населением около 6000, в котором большинство домов стояло без крыш, быстро вырастет до 35 000 или 40 000 и ему потребуются возможности для дальнейшего расширения. Так и вышло: к 1900 г. численность населения Афин превысила 100 000 человек.

Уже через пару лет этот план был отброшен; его переработку поручили гораздо более маститому баварскому архитектору Лео фон Кленце[178]. Но некоторые черты проекта двух друзей, предполагавшего город с широкими пересекающимися проспектами, были сохранены и претворены в жизнь. Контуры этого проекта можно различить до сих пор. Клеантис и Шауберт предполагали, что существующий малоэтажный город у северного склона Акрополя будет по большей части снесен и отдан под археологические раскопки. Непосредственно к северу от этой части они представляли себе простую сеть широких бульваров, образующих равнобедренный треугольник, в вершине которого находится нынешняя площадь Омония (то есть площадь Гармонии или Единодушия). Точно на юг от Омонии должна была пройти идеально прямая дорога к Акрополю: это нынешняя улица Афинас, превратившаяся в длинную, неопрятную городскую магистраль, в нижнем конце которой можно найти продуктовый рынок.

Кроме того, план предполагал проспект, идущий от площади Омония на юго-запад, к морю. Сейчас – как и тогда – эта дорога известна под названием улицы Пиреос. Сегодня это высокоскоростная и по большей части закопченная магистраль, мрачность которой немного помогает смягчить новый филиал музея Бенаки. На юго-восток от площади Омония по плану должен был идти еще один широкий бульвар, ведущий к остаткам античного стадиона. Сегодня улица Стадиу – один из трех параллельных широких проспектов, которые проходят между районами, образованными двумя центральными площадями города, Синтагмой и Омонией[179].

Клеантис и Шауберт представляли себе, что культурная жизнь – в виде библиотеки и собора – будет сосредоточена к востоку от улицы Афинас, а жизнь политическая и административная – к