…Так было однажды. Снег пошел вдруг в самом конце апреля –влажный, тяжелый, последний. Снежинки вились роями белых пчел, а каждая вотдельности была похожа на маленькую розу. Лючия ловила их губами, а князьАндрей пытался поймать их на ее губах поцелуями, но ему доставались толькокапли талой воды…

Растаяло, будто снег, и счастье Лючии. Но, бог даст, онапопытается его воротить. Только… разве бывает зима среди лета?

Что-то сдавило сердце. Бывают в жизни предчувствия, болеесильные, чем рассудок. Одно из таких предчувствий вдруг заставило ее выбратьсяиз спасительной подворотни и, бегом перебежав освещенное луною пространствоперед тратторией, заглянуть украдкой внутрь. Тут же отпрянула, не поверив себе,снова заглянула – и убедилась, что глаза ее не обманывают.

Там шла драка, да такая, что все ходило ходуном, дым стоялкоромыслом, а первое впечатление было такое, будто собравшиеся все вместе,дружно да ретиво, выбивают небольшую перину, причем явно не соизмеряют силу даусердие с величиною перины, из которой уже летят пух и перья. Только почему-токрасного цвета… Приглядевшись, Лючия поняла, что это брызги крови.

Ее замутило, а когда легкая муть перед глазами рассеялась,она увидела, что «выбивальщики» расходятся и опускают засученные рукава.

– Кончено! – возвестил один из них, в одежде матроса, слицом, еще не остывшим от жара битвы.

– Поделом! – отзывались его подельники, отходя отбесформенной массы, в которой не было ничего человеческого.

– Сбросьте их в канал! – прозвучал мрачный женский голос, иЛючия увидела, как открыт был люк в полу и кровавые останки сметены туда.

Лючия едва успела отвернуться – и ее вырвало прямо под стенутраттории.

Ноги дрожали, слабость окутала тело, но в головепрояснилось. Хотела вернуться в подворотню, однако все то же предчувствиеудержало на месте и заставило снова заглянуть в приотворенную дверь.

Пол уже был чист и блестел лужею воды. Драчуны сидели застолами и стучали кружками, приветствуя хозяйку, провозглашавшую:

– Сегодня все пьют задаром! Я всех угощаю!

– Большой день в твоей жизни, а, малышка Розина? – спросилматрос.

Малышка Розина, бывшая в два обхвата шире его, счастливорассмеялась, поворачивая голову, и Лючия едва не рухнула со ступеней, увидев еелицо. Оно было сплошь черного цвета!

«Вот дура, вымазалась сажею или жженой пробкою, – подумалаЛючия. – Да зачем? Карнавал вроде как закончился. Посетителей привлекать? Ноона похожа на пугало!»

– А чем они тебе так досадили, эти двое, а, малышка Розина?– спросил кто-то из посетителей, только что трудившийся не покладая рук… каквыяснилось, неизвестно почему.

– Pазве ты еще не знаешь? – изумилась Розина. – Да ведь этовсем известно! Кто ты такой, что не знаешь этой истории?!

Верно, история и впрямь принадлежала к числу канонических,ибо на незнайку тотчас уставились подозрительные, грозные взоры пьянчуг.

– Да что вы, товарищи? – испугался незнайка, ощутив, каквокруг него накаляется воздух. – Я ведь был в плавании, на землю ступил толькосегодня. Привезли хороший груз, а в Триесте взяли на борт еще какого-торусского princippe, богатого, как двадцать королей. Мадонна не даст солгать: ябыл в плавании!

– Ну, хорошо, – смилостивилась черномазая Розина. – Кулакамиты работал отменно, а потому вот тебе полная кружка: пей и слушай!

– Случилось это месяца три тому назад, – завела она рассказ,и все присутствующие принялись устраиваться поудобнее. – У меня на щекепоявилась маленькая такая бородавочка, вернее сказать, прыщичек. Крошечныйтакой, почти и не разглядишь! А надо сказать, что прежде кожа у меня былабелая-белая, нежная-нежная… ну словно лепестки ночной лилии!

– Провались я на этом месте, ежели не так! Точь-в-точьлепестки лилии! – провозгласил один из посетителей, за что был вознагражденприятной гримасою черного лица и новой кружкою.

– Понятно, что на моей лилейной щеке даже маленький прыщиквыглядел ужасно. Я решила его излечить и отправилась искать подходящеесредство. И вот близ Эрберии я наткнулась на одного из этих двух… – Мощнымподбородком Розина указала на крышку люка, под которой были погребенынеизвестные жертвы. – Он был облачен в докторскую мантию и просто-таки силкомвручил мне чудодейственное средство, с помощью которого превратил одного изчерных жеребцов великого марокканского герцога в невольницу с необычайно белойи нежной кожей, которую потом выдали замуж за абиссинского императора. Ну что,открыла я кошелек и за пятьдесят золотых цехинов…

– Пятьдесят золотых цехинов! – разнеслось вокруг почтительнымэхом.

– Да, за пятьдесят цехинов купила у него это снадобье.Доктор велел мне в полдень намазать лицо мазью и выставить на солнце. И ещеприсовокупил: мол, если будет немного щипать, так это ничего. Немного щипать! –вскричала Розина, с трудом переводя дух от ярости. – Да мое нежное личико жглокак огнем, пока я сидела три часа на самой жаре! И вот что со мною сделалось. Ястала совсем черной!

Она горько всхлипнула, но ее рыдание потонуло в хоревозмущенных воплей:

– Нет никого прекраснее тебя, малышка Розина!

– Ты нам и такая нравишься!

– Ты нам такая еще больше нравишься!

– Да мы тебя ни на какую лилию не променяем!

– Правда? – кокетливо улыбнулась черномазая красотка. – Ну,коли так, всем еще по кружечке!

– А все-таки я не пойму, – задумчиво проговорил тот матрос,который не знал, что у Розины прежде было лилейное личико. – Не пойму никак,этих-то мы… ну, этих-то! – Он притопнул по крышке люка: – Их-то мы за что… ну,того?

– Глупец! – уничтожающе изрекла Розина. – Да ведь один изних, что повыше ростом, и был тем самым придорожным шарлатаном, у которого якупила дьявольское зелье! Я его с первого взгляда узнала, даром что он был безпарика, без темных наглазников да мокрый весь насквозь!

– А другой? Кто был другой? – не унимался любопытный моряк.

– Другой? Сообщник первого, кто же еще? – пожала плечамиРозина.

– Ты его видела прежде?