Бац! Новая пощечина, и новая пощечина в ответ, и синее ичерное сцепились и покатились по полу, ударяясь о мебель и оглашая воздухпроклятиями.

– Синьоры! О Porca Madonna, porca miseria! – взвизгнулЧезаре, падая на них сверху.

Как ни была ошеломлена всем происходящим Лючия, она не моглане изумиться силе и проворству, с которыми Чезаре смог разнять два тела,неистово машущих кулаками.

– Синьоры! Вы же благородные господа! Да неужели вы неспособны закончить разговор, ежеминутно не кидаясь друг на друга, словно двапьяных баркайоли?! – возопил он своим гнусавым голосом, который от волнения ивозмущения даже сделался менее противным. – Придите в себя! Устыдитесь!Выпейте, ради слез Христовых, этого вина – и охладитесь немного! Пусть вашитела и души придут в согласие с разумом!

И, причитая таким образом, он наполнил вином из серебряногочеканного кувшина два золотых литых бокала и чуть не силком сунул в рукипротивников – растрепанным, еще пышущим жаром боя и не отрывающим друг от друганенавидящих глаз.

Князь Андрей схватил бокал не глядя и осушил залпом. Лоренцоже брякнул свой на стол так, что вино слегка выплеснулось.

– Не хочу сейчас этого. Оно слишком сладкое. Подайфалернского.

Чезаре без звука достал из поставца другой кувшин, тожеочень красивый, но гораздо проще первого, и другой бокал. Налил.

Лоренцо выпил и отер пот со лба:

– И впрямь легче стало! А вам, любезный враг мой?

Князь Андрей кивнул, и вдруг, словно ноги у негоподкосились, сел в широкое, разлапистое кресло.

– Ага, замотал я вас! – злорадно усмехнулся Лоренцо. – Нопогодите – то ли еще будет. А пока – отдыхайте, отдыхайте, набирайтесь сил! –кивнул он милостиво – и вдруг хлопнул себя по лбу: – Однако хороши же мы оба!Невежи! Да и ты, Чезаре! Даме-то мы не предложили освежиться! Лючия… ах, почемувас в самом деле не зовут Александрина! Kакое вино вам больше по вкусу?Cладкое, как поцелуй, или горькое, как печаль?

Она не могла шевельнуть пересохшими губами, чтобы ответить.Просто подошла к столу, схватила золотой бокал, небрежно отставленный Лоренцо,и торопливо, захлебываясь, выпила до дна свою сладкую, медленную смерть.

И сразу вдруг стало так хорошо, так спокойно! Уже не надобудет ничего мудрить, ничего не надо будет врать! Времени осталось чуть-чуть!Не мучить больше ни себя, ни Андрея – все открыть ему и умереть в его объятиях…

Блаженно закружилась голова, и Лючия, покачнувшись,схватилась за край стола. Лицо Андрея то приближалось, то удалялось, но онаусилием остановила легкое головокружение, и улыбка, нежная улыбка, исполненнаялюбви, от которой заходится сердце мужчины, коему она предназначена, расцвелана ее устах.

– Прости меня, – сказала она, и слезы такого острого счастьянавернулись вдруг на глаза, что Лючия принуждена была на мгновение замолчать. –Я все это сделала из-за любви к тебе. Я так тебя люблю!

Она тихонько всхлипнула, князь Андрей протянул руки, икаким-то образом все, что находилось между ними: Лоренцо, Чезаре и огромныйстол с кувшинами и бокалами – исчезло с пути, словно рассеялось в воздухе, иЛючия оказалась в его объятиях.

Краем глаза она видела, как яростно рванулся к ним Лоренцо,но Чезаре преградил ему дорогу, и тот, сломавшись, рухнул в кресло, стиснулруками голову, отвернулся…

В том состоянии блаженства, в каком находилась Лючия, ейхотелось видеть счастливыми всех, и она решила все-таки сказать Лоренцо, гденаходится Александра. Ведь ее надо спасти. И она возьмет с него роковую,предсмертную клятву, что он будет добр к ее сестре, не то Лючия станет являтьсяк нему из могилы и замучит до смерти! Но это потом. Сперва нужно все сказатьАндрею.

Она на миг испугалась того количества слов, которое придетсяпроизнести, но тут князь Андрей склонился к ее губам, и она поняла, чтообъяснять ничего не понадобится: он и так все понял.

Этот поцелуй мог длиться вечность… но вечности у них небыло, и Лючия, почувствовав, что у нее подкашиваются ноги, с трудом оторваласьот его губ.

– Я люблю тебя, – пробормотал он, как во сне. – Я едва неумер, когда ты покинула меня!

– Я тоже, – шепнула Лючия. – Я так боялась, что ты непростишь… я молилась о смерти взамен лишь одного твоего поцелуя – такого, каксейчас!

Князь Андрей вновь прижал ее к себе, и вновь Лючия уплыла вмедовое, сладостное, благоуханное озеро счастья и подумала, что хорошо бы имумереть прямо вот сейчас, в это мгновение, ничего не говоря, ничего необъясняя, ни о чем не беспокоясь, кроме любимых губ. Но пришлось разомкнутьгубы, и перевести дух, и сказать, с отчаянием глядя в его доверчивые,счастливые глаза:

– Ну вот… так и вышло. Я получила, что хотела. Теперьнадобно заплатить. Это наказание… как там говорят в России? Hе рой другому яму– сам в нее попадешь. Вот я и попала. Я хотела спастись сама, спастиАлександру, но бог не попустил, чтобы я купила свое счастье ценой чужой жизни.

– О чем ты? – все так же блаженно улыбаясь, спросил князьАндрей, и Лючия поняла, что он вряд ли слышал хоть одно ее слово.

И вдруг, только сейчас, она поняла весь ужас свершившегося.Не только она умрет сейчас – он умрет тоже. Но если Лючия сама сделала свойвыбор, то князь Андрей не ведает, что ему предстоит. Он любит ее, да… но готовли он заплатить за любовь такую непомерную цену? О, да разве это можно будетперенести: увидеть, как в его глазах любовь сменится ненавистью к своей убийце!Может быть, лучше ни в чем не сознаваться? Свалить все на Лоренцо, которыйякобы дал им отравленного вина? Или лучше на Чезаре, который стоит поблизости,поглядывая на Лючию… с улыбкой, ей-богу, с улыбкой такой ласковой, словно онсмотрит на расшалившееся дитя!

Нет. Она никому больше не причинит горя, кроме себя! Но все-такине хватило духу смотреть в глаза Андрея, поэтому Лючия зажмурилась покрепче искороговоркой, чтобы не запнуться, не передумать, не остановиться,затараторила:

– Фессалоне перед смертью дал мне яд. Я вылила яд в кувшин,из которого, как он сказал, всегда пьет Лоренцо. Но он налил из этого кувшинатебе. Вино, которое ты выпил, отравлено!

Она замолчала, все еще не решаясь открыть глаза, напряглась,чтобы устоять на ногах, когда он оттолкнет ее. Что скажет он, что скажетсейчас?..

– Которое выпил я? – сказал князь Андрей. – И которое выпилаты?

Она кивнула.