отдельного лагеря мятежников. Нам пришлось спасаться бегством в Гераклею, мы почти загнали своих лошадей. Один из твоих клиентов, Авл Децимий, был ранен, упал с коня и был захвачен мятежниками, которые, похоже, сумели развязать ему язык. Теперь мы не смеем показаться среди мятежников, боясь разоблачения…».

Все же Лукулл написал Деметрию в ответном письме, чтобы тот изыскал возможность затаиться со своими людьми в Триокале.

«Это крайне необходимо, – писал Лукулл. – После того, как мои войска обложат город со всех сторон, потребуется ваше содействие, без которого осада может затянуться на долгое время. Я очень надеюсь, что твой изобретательный ум и храбрость помогут тебе найти нужное решение. Помни, что твоему патрону и всем нам, оптиматам, как воздух нужна моя решительная победа в Сицилии: она должна поднять пошатнувшийся авторитет высшего сословия».

* * *

В Триокале тоже полным ходом шли военные приготовления.

Первый месяц нового года ознаменовался для восставших счастливым событием: после почти четырехмесячной осады капитулировала Мотия. Город, осажденный с суши и с моря, не выдержал и сдался на весьма приемлемых для его жителей условиях.

Дамаскид выполнил свое обещание безопасности и неприкосновенности их имущества. Кроме того, он произвел бесплатную раздачу зерна и масла изголодавшимся горожанам. Согласно условиям капитуляции проагор и большинство состоятельных граждан беспрепятственно покинули город. Почти все они вместе со своими семьями ушли в Лилибей.

В Мотии сириец нашел большое количество оружия и прежде всего вооружил им тысячу воинов Скопада, которые продолжали охранять склады Эмпория Сегесты.

Афинион уже думал о создании большого флота и о контроле над Сикульским проливом. Пока что у восставших было двадцать семь легких беспалубных и однопалубных кораблей, которые Дамаскид отбил у мавретанцев. Пленных кормчих, матросов и гребцов с этих кораблей, как им и было обещано, сириец отпустил на свободу, после того как они обучили своему делу восемьсот его бойцов. Многих из мавретанцев Дамаскид привлек хорошим жалованием, чтобы они продолжили обучение новых команд для службы на кораблях, которые удастся захватить в будущем. Во главе пока что небольшого флота по-прежнему был Катрей, проявивший большую энергию в подготовке кормчих и проратов.

После того как Сальвий снял с Афиниона подозрение в заговоре и восстановил его в звании первого стратега, отряды восставших, до этого находившиеся под осажденными городами в западной части Сицилии, стали возвращаться в Триокалу.

Особое внимание Сальвий и Афинион уделяли заготовкам зерна непосредственно в Триокале, так как оба не исключали возможности того, что им придется вести борьбу с римлянами в пределах городских стен. Общая численность восставших выросла до сорока тысяч человек, и для того, чтобы выдержать длительную осаду, требовалось как можно больше съестных припасов.

Хотя в западных областях острова из-за повсеместного бегства рабов почти половина пахотных земель была заброшена, собранного зерна было достаточно и для нужд трудившихся в коммунах рабов, и для армии, сосредоточенной в Триокале; его не хватало только для вывоза в Рим и для снабжения сицилийских городов, которые отказывались от каких бы то ни было соглашений с мятежными рабами. Сегеста и Мергана, получившие от Афиниона зерно и масло по тайным договоренностям с ним, остались в выигрыше по сравнению с Иетами, Энтеллой и другими городами, которые отвергли сотрудничество с мятежниками. Посылаемые из них на хлебозаготовки продовольственные отряды повсюду встречали жесткий отпор. Даже крестьяне, владельцы небольших усадеб, обращались к восставшим, чтобы они защитили их от «шаек грабителей», как они называли эти отряды.

Сальвий, поначалу скептически относившийся к деятельности киликийца, в конце концов вынужден был признать, что проводимые Афинионом мероприятия в отношении городов и рабских коммун дают неплохие результаты. К началу весны все зернохранилища в Триокале были заполнены зерном. По самым скромным подсчетам, сорокатысячному войску этих запасов могло хватить на десять-двенадцать месяцев осады. Кроме того, от Сегесты, Мерганы и еще нескольких городов восставшие получили много оружия, холста, одежду и обувь. За зиму Афинион хорошо вооружил не менее пятнадцати тысяч человек, которые до этого имели только заостренные колья и рогатины.

Лучше всех были вооружены восемь тысяч воинов самнита Френтана благодаря тому, что Мемнон через Цестия и Блазиона договорился с Требацием о доставке с Крита еще одной партии оружия и снаряжения в обмен на зерно, хранившееся на складах Эмпория Сегесты.

В начале декабря александриец отправился в Эмпорий с полуторатысячным отрядом воинов, которые загрузили зерном несколько кибей, приведенных в гавань эскадрой Блазиона.

Это была последняя партия зерна, «закупленного» претором Лицинием Нервой в Сицилии на деньги, присланные ему из Рима. За весь прошедший год пираты в общей сложности получили свыше тысячи талантов, то есть около двадцати пяти миллионов сестерциев, за вычетом расходов, связанных с наймом рабочих для разгрузки и погрузки кораблей в гавани Гераклеи. Требаций был доволен: этих денег могло хватить на постройку десяти новых двухпалубных кораблей. Он уже вел переговоры с киликийскими кораблестроителями.

В Эмпории у Мемнона был обстоятельный разговор с Цестием, который сообщил, что римский трибун Марк Тициний узнал от него о существовании тайного склада пиратских сокровищ на восточном берегу острова и весьма этим заинтересовался.

– Я решил заманить его и Гадея в Убежище, – излагал Цестий свой замысел. – Ввиду того, что у Блазиона больше нет дел в Тирренском море, он согласился поучаствовать в охоте на гадееву шайку. В Убежище все предупреждены. Если Гадей сунется туда, ему конец.

Пока Мемнон был занят делами в Эмпории Сегесты, его друзья-гладиаторы, не теряя надежды выявить и захватить римских лазутчиков, продолжали свою игру, суть которой заключалась в том, что они регулярно выезжали из лагеря и совершали далекие верховые прогулки по окрестностям Триокалы. Они открыто провоцировали врага на нападение. Френтан выделил в их полное распоряжение турму всадников, которые во время разъездов четырех друзей всегда находились где-нибудь поблизости в условленном месте. Время от времени они посещали заезжий двор Фокиона, чтобы там пообедать и заодно повидаться со своими подружками, жившими в деревне под Алларой. На тот случай, если бы «лукуллова шайка» напала на них в заезжем дворе, друзья планировали призвать на помощь всадников Бранея, который продолжал осаду Аллары. От заезжего двора до ближайшей заставы, охранявшей мост через реку Аллару, было не больше двух миль. Там, кроме шести эномотий пеших воинов, находилось около полусотни всадников. Сатир несколько раз заезжал на эту заставу, с начальником которой он был хорошо знаком. Тарентинец изложил ему все обстоятельства дела, и тот обещал, что незамедлительно пришлет своих конников, если Сатиру и его друзьям потребуется помощь.

В середине января Мемнон вернулся в Триокалу. Друзья решили отметить его приезд пирушкой. По предложению Багиена, все пятеро отправились в трактир Фокиона. Настроение у них было приподнятое. Впрочем, они привыкли быть начеку и, когда заметили конный отряд, мчавшийся во весь опор следом за ними со стороны Триокалы и узнали в одном из всадников Аполлония, тоже пустили своих коней вскачь, успев добраться до заезжего двора раньше, чем их настигли преследователи.

Одному из слуг Фокиона Сатир велел сесть на коня и мчаться за помощью на предмостную заставу. Сами же гладиаторы приготовились к схватке, решив драться в трапезной, где их противники не могли в полной мере использовать свое численное преимущество. Перепуганный трактирщик и все его рабы почли за благо разбежаться и попрятаться в укромных местах, а пятеро друзей заперлись в доме.

Всадников, прискакавших к заезжему двору, было не менее тридцати. Ими командовали Аполлоний и еще один малый лет сорока, в котором Сатир и Думнориг первыми признали Сарпедона, одного из командиров турмы в отряде Иринея. Перед тем как схватиться с врагами, гладиаторы осыпали предателей бранью и проклятиями.

Соскочив с коней, всадники выбили дверь в трапезную, но, ворвавшись туда, получили жесточайший отпор. Во время яростной борьбы пятеро бывших героев арены насмерть закололи шестерых и серьезно ранили не менее семи или восьми противников.

Сарпедон (как