было уже недалеко, как вдруг мне преградили дорогу три всадника. Я сразу почувствовал, что от них исходит опасность. И когда один из них, не говоря ни слова, поднял копье и метнул его в меня, я, вовремя угадав движение этого проклятого дорифора, успел прикрыться конем, подняв его на дыбы… Бедный мой Тевкр! Мы так полюбили друг друга и вот… я пожертвовал им, чтобы спастись самому. Представляешь, каким негодяем я себя чувствую?.. Копье вонзилось ему прямо в грудь, и он рухнул вместе со мной на землю. В это время второй всадник подлетел ко мне с обнаженной спафой в руке. Я еще лежал на земле и едва успел выхватить кинжал, подставив его под удар, который оказался так силен, что кинжал вылетел из моей руки. Тогда я вскочил на ноги и взялся за меч. Они втроем кружили вокруг меня и моего издыхающего Тевкра, а я, как мог, увертывался и отбивался от их мечей… Помнишь, как мы дрались со стражниками Аврелия? Они тоже были на конях, а мы бились пешими, но тогда – хвала предусмотрительности Сатира! – у нас в руках кроме мечей были щиты… И все же этим мерзавцам не удалось прикончить меня. На мое счастье, со стороны Триокалы показались всадники во главе с нумидийцем Мисагеном, начальником конницы. Завидев их, мои враги трусливо, как шакалы, умчались прочь.

– Действительно странная история, – нахмурясь, произнес Мемнон. – И что же ты думаешь обо всем этом?

– Ума не приложу, кому я мог перейти дорогу! – пожав плечами, отозвался Астианакс. – Ясно одно: кто-то очень хочет, чтобы я поскорее отправился в царство теней.

– Может быть, у тебя появился соперник, приревновавший тебя к твоей девушке? – предположил Мемнон.

Астианакс покачал головой.

– Вряд ли. Олимпия, признаться, не так красива, чтобы из-за нее стучать мечами.

– Ты запомнил нападавших в лицо?

– Клянусь мудростью Белизаны! Того, кто пронзил копьем моего Тевкра, я не забуду до конца дней. О! Попадись он мне!..

– Кажется, я догадываюсь, кто и почему хотел тебя убить, – помолчав, сказал Мемнон.

– Вот как! – изумился Астианакс. – Надеюсь, ты не шутишь?

– Теперь не до шуток! – ответил Мемнон. – Люди, напавшие на тебя, возможно, из числа тех, что совершили покушение на Сальвия. Похоже, я вернулся как раз вовремя…

– Но ты объяснишь мне, в чем дело?

– Ювентина случайно встретила в Катане одного своего знакомого… бывшего раба покойного Минуция. Он рассказал ей о том, что римский претор Лукулл заслал в Триокалу своих отпущенников и клиентов с заданием совершить покушение на Сальвия, причем сделать это так, чтобы тот не пострадал, а подозрение пало бы на Афиниона…

– Лукулл, эта хитрая и подлая лиса, позорно бежал от нас под Капуей и потом одолел только с помощью предательства! – воскликнул Астианакс.

– Теперь он снова хочет разделаться с восставшими привычным способом. Он заслал в Триокалу своих людей, а вместе с ними предателя Аполлония…

– Аполлония? Этого негодяя?

– Сомнений быть не может. Знакомый Ювентины назвал его имя. Теперь ты понимаешь, как тонко все задумано? Неизвестные всадники засыпают Сальвия стрелами и мчатся в сторону Аллары, то есть туда, где стоит лагерем верный Афиниону Браней. Тень, разумеется, падает на него как на исполнителя приказа киликийца, которому он подчиняется, и тогда Сальвий в удобный момент заключает Афиниона под стражу. И вот плоды хитро задуманного плана: среди восставших начинаются взаимные обвинения, подозрения, раздоры, а в это самое время появляется Лукулл, который без труда уничтожает неорганизованный сброд, охваченный междоусобицей.

Астианакс был поражен услышанным.

– Клянусь Тараном! Если это так, то многое становится на свои места. Но… при чем же здесь я?

– Я уже сказал, что среди тех, кого заслал сюда Лукулл, находится Аполлоний…

– Ах да, я понял! Ты хочешь сказать, что предатель случайно увидел меня, узнал и велел своим подручным разделаться со мной как с нежелательным свидетелем?

– Вот именно. Кроме него, есть по меньшей мере еще один, кто может всех нас знать в лицо… тебя, меня, Сатира, Багиена и Думнорига. Это некий вольноотпущенник Метелла Нумидийского, который под видом беглого раба и под вымышленным именем действовал еще в лагере Минуция. Настоящее имя его неизвестно, но, вероятнее всего, он здесь, вместе с Аполлонием.

– Понятно! – мрачно проговорил Астианакс. – Стало быть, всем нам грозит опасность? Всем пятерым?

– Да, и я вот уже три дня обдумываю, как бы нам самим заманить в ловушку Аполлония и всю эту лукуллову шайку.

– Но что мы можем предпринять?

– Первым делом надо использовать то обстоятельство, что Аполлоний и его приспешники рано или поздно обязательно увидят и узнают всех нас. Мы сами должны им в этом помочь. Будем не таясь разъезжать по окрестностям и разгуливать по крепости. Как только они увидят всех нас вместе, то попытаются разом покончить с нами. Что ж! А мы, в свою очередь, расставим для них собственные сети…

– Да, да, – подхватил молодой галл, – хорошо бы захватить проклятого Аполлония живым… Этот негодяй должен ответить за свое мерзкое предательство и умереть нехорошей смертью.

– Расскажешь обо всем нашим друзьям, когда они вернутся, а я сейчас же отправляюсь к Сальвию. Надо убедить его помириться с Афинионом.

– Вот это было бы прекрасно! – воскликнул Астианакс.

– Возможно, я у него и заночую. А завтра поговорим и обсудим, что нам предпринять… В крепость я пойду пешком. Позаботься о моем коне.

* * *

Солнце уже низко склонилось к вершинам гор, когда Мемнон вошел в крепость. Из нижней части города он поднялся к площади народных собраний, скорым шагом пересек ее и, пройдя по длинному крытому портику, взбежал по каменным ступеням царского дворца, у входа в который стояли на страже воины охраны…

Сальвий принял его без промедления. Разговор с ним затянулся почти до полуночи. Сообщение Пангея весьма заинтересовало латинянина. Мемнон также рассказал о предательстве Гадея, погубившего Вария. Рассказал он и о том, как ему удалось добиться от Нервы, чтобы тот устроил побег пленным пиратам из сиракузских каменоломен.

– Надо полагать, что на Крите теперь все превозносят меня до небес. А я уж постарался использовать эту свою очередную удачу, передав Требацию через товарищей по заключению в каменоломнях просьбу от твоего имени не забывать о восставших в Сицилии, остро нуждающихся в оружии, разумеется, вместе с твоим обещанием, что все поставки оружия будут оплачены.

– Ты все правильно сделал, – одобрительно сказал Сальвий. – Я готов в любое время щедро расплатиться с Требацием за то оружие, которое так кстати оказалось в нашем распоряжении…

– Мы можем в качестве платы за это оружие отдать пиратам зерно, которое захватил Афинион в Эмпории Сегесты.

– Что ж, я согласен. Тебе надо связаться со своими критскими друзьями, и мы обо всем договоримся.

Сальвий сделал небольшую паузу, потом спросил:

– А как ты думаешь, согласится ли Требаций помочь нам с переправой через пролив, если в новом году Лукулл будет нами разбит, а кимвры пойдут на Рим?

– Кто знает? – неуверенно произнес Мемнон. – Не стоит забывать, что пираты, в общем, равнодушны к нашей борьбе. Она интересует их постольку, поскольку способна отвлечь силы римлян от борьбы с ними самими. Но, безусловно, чем решительнее будут наши успехи в войне с римлянами, тем охотнее они будут вступать с нами во всякого рода соглашения.

– Когда-нибудь нам очень понадобятся корабли пиратов для переправы в Италию, – в задумчивости произнес Сальвий.

– Безусловно, понадобятся… если претору Лукуллу не удастся осуществить свой коварный план, рассорив тебя и Афиниона, – осторожно напомнил Мемнон.

– Ну что ж! – сказал Сальвий, явно не желая больше возвращаться к неприятной для себя теме. – Ты вернулся, и я рад, что ты опять с нами.

– Да, теперь я с вами до последнего вздоха! Мою душу согревает надежда, что Сицилия уже в следующем году будет называться островом Свободы. Кто знает, может