самого акарнанца, который семь месяцев назад выдал римлянам Минуция. Его зовут Аполлоний. Теперь этот негодяй, ставший отпущенником Лукулла в награду за свое предательство, находится среди нас. Вместе с ним орудует шайка его подручных. Если не выловить римских лазутчиков, они будут продолжать свои козни и сеять смуту в наших рядах. Я уверен, что покушение на Сальвия – это их рук дело.

– Возможно… Но тогда нужно немедленно идти к Сальвию и обо всем ему рассказать.

– Ты думаешь, так уж просто будет убедить Сальвия, что нападение на него организовано не Афинионом, а римским претором? – с сомнением спросил Мемнон. – Ведь у меня нет никаких доказательств.

– Сальвий всегда хорошо относился к тебе. Он поверит твоим словам.

– Конечно, Аполлоний прибыл в Триокалу, не опасаясь, что может повстречать здесь кого-нибудь из тех, кого он предал в Кампании, – как бы рассуждая, заговорил Мемнон после короткого молчания. – Я думаю, он совершенно убежден, что все участники восстания поголовно истреблены в сражении под Казилином и никого из них не может быть в Триокале. Но кто может поручиться, что он случайно не увидит и не узнает в лицо моих друзей – Сатира, Думнорига, Багиена и Астианакса. Обо мне и говорить нечего. С моим появлением здесь он и его сообщники переполошатся.

– Еще бы! Ты будешь здесь более на виду, чем твои друзья, – заметил Френтан.

– С Аполлонием я был лично знаком. Он, конечно же, постарается убрать меня в первую очередь…

– Ты прав, клянусь Юпитером! Тебе нужно быть осторожнее и не разъезжать в одиночку, как ты к этому привык.

– Сейчас я беспокоюсь только о моих друзьях… Кстати, ты не подскажешь, как мне их найти?

– Они в моем лагере. Славные парни! Сердце радуется тому, как они дружно живут. Ты найдешь их палатку неподалеку от правых ворот, где размещены гастаты десятого манипула.

– Почему ты не сделал их командирами?

– Я не назначаю командиров. С самого начала я установил порядок, по которому воины сами выбирают себе начальников. Им лучше, чем мне, знать, кто из них наиболее силен и храбр. Я придерживаюсь того мнения, что тот, кто командует всеми, должен быть избран из числа всех, а не назначен кем бы то ни было.

– Трудно найти людей более сильных и храбрых, чем эта четверка бывших гладиаторов, – сказал Мемнон. – Если бы ты их видел на арене! Они прекрасно владеют оружием. А Сатир в войске Минуция командовал турмой всадников.

– Хорошо, я всегда буду помнить о них. Пока же включу их в состав своих конных разведчиков. Пусть эти храбрецы составят отдельную группу по особо важным поручениям, а со временем каждый из них возглавит свой отряд всадников… Ну, а сам ты? Что решил?

– Если ты не возражаешь, останусь у тебя вместе со своими друзьями. Это самые близкие мне люди, испытанные во многих опасностях. Я привязан к ним, а они – ко мне…

– Ну что ж! Прекрасно! – с довольным видом сказал Френтан.

Немного помолчав, он снова заговорил:

– Послушай, Мемнон! Недавно я стал собирать в один отряд наиболее сильных и храбрых воинов. Это будут триарии нового второго легиона, который еще предстоит собрать и обучить. Вот я и подумал, что во главе их может стоять только такой отважный и сильный человек, как ты.

– Под Капуей и Казилином мне довелось участвовать в двух больших сражениях, но я был простым воином, не командиром. Впрочем, если ты считаешь…

– О чем разговор? Решено! – хлопнув Мемнона по плечу, сказал самнит и после короткой паузы продолжил: – Тебе сегодня же надо встретиться с Сальвием. Он просто одержим в своих подозрениях против киликийца, припомнив ему даже слова, сказанные им на последнем военном совете под Лилибеем.

– Какие слова? – с любопытством спросил Мемнон.

– Ты забыл? Эти слова передал Сальвию молодой Эвгеней. Ты ведь тоже присутствовал на этом совещании, когда киликиец…

– Ах, да! – вспомнил Мемнон. – Афинион тогда сказал, что отказывается от диадемы ради общего дела, но его «звездное предсказание» остается в силе.

– Вот-вот! Эти его слова Сальвий, конечно же, принял близко к сердцу.

– Но чего же хочет Сальвий? Мыслимо ли обвинять человека и держать его под стражей только по одному подозрению?

– Он и сам сознает, что из суда над Афинионом ничего хорошего не получится…

– Соратники Афиниона негодуют. В этом я убедился, побывав в лагере Бранея, который крайне враждебно настроен против Сальвия и клянется, что не будет ему подчиняться, пока Афинион находится под стражей. Он сказал мне также, что Дамаскид, Скопад, Тевтат и Ликорт полностью его поддерживают.

Френтан вздохнул.

– Да, надо признать, что Эрида, эта злая и мстительная богиня раздора, торжествует ныне в наших рядах. Именно поэтому, дорогой мой Мемнон, ты должен как можно скорее серьезно поговорить с Сальвием. Мне кажется, что он сам будет рад воспользоваться твоим сообщением о пробравшихся в Триокалу римских лазутчиках, чтобы снять подозрения с киликийца. Он понимает, что сейчас не время для распрей…

Самнит вдруг принял решение:

– Вот что мы сделаем! Я сейчас же отправлюсь к старику и подготовлю его к твоему появлению, рассказав обо всем, что услышал от тебя. Думаю, так будет лучше…

– Хорошо, – согласился Мемнон. – А я тем временем наведаюсь к своим друзьям…

* * *

Выйдя из палатки Френтана, Мемнон вскочил на коня и, проехав принципий, поскакал по квинтане к правым воротам лагеря, вблизи которых, как ему подсказал самнит, поставили свою палатку его друзья-гладиаторы.

Палатку он нашел быстро, но застал в ней одного Астианакса, который со скучающим видом сидел на скамье перед грубо сколоченным столом.

Увидев Мемнона, молодой галл вскочил на ноги и с радостным криком бросился ему на шею.

– Хвала богам! Наконец-то! Дорогой Мемнон! Ты жив и здоров!

– А где остальные? – спросил Мемнон, обнимая юношу.

– Отправились в дозор к самой Гераклее с отрядом разведчиков. Обещали вернуться не позднее первой стражи ночи.

– А почему ты не с ними? Охраняешь палатку? – улыбнулся Мемнон.

Лицо Астианакса омрачилось.

– Меня постигло ужасное несчастье: я потерял моего красавца Тевкра, которого сам объездил после того, как захромала Таида.

– Потерял коня?

– Да. Второй день оплакиваю беднягу…

– Что с ним случилось?

– Странная история. Не могу понять, что это было и почему на меня напали. Представляешь, ко мне подослали убийц. Кому-то понадобилось разделаться со мной…

– На тебя напали? – насторожился Мемнон. – Ну-ка, расскажи, расскажи обо всем подробнее… Как это произошло? Кто напал?

– Хотел бы я знать, кто они, – со злостью скрипнул зубами Астианакс. – Их было трое. Я никогда их раньше не видел. Позавчера утром я возвращался из поездки в деревню… Знаешь ли, в последнее время мы вчетвером зачастили в заезжий двор Фокиона, что стоит на полпути между Триокалой и Алларой. За небольшую плату там можно хорошо подкрепиться и выпить вина. Но главное, поблизости от этого места есть небольшая деревня. Мужчин в ней осталось мало, потому что многие из свободных присоединились к защитникам Аллары, а рабы, напротив, ушли в лагерь Бранея. К тому же рядом с этой деревней поселились несчастные беглые рабыни, после того как Трифон приказал изгнать всех женщин из лагерей, чтобы они не отвлекали воинов от службы. Среди этих беглянок есть немало прехорошеньких… Если говорить коротко, сначала у меня и у Багиена, а потом у Сатира и у Думнорига вошло в обычай встречаться со своими подружками в трактире Фокиона. Надо сказать, нам повезло. Каждый из нас нашел себе девушку по вкусу, а сами они увидели в нас своих защитников от грубых и наглых всадников Бранея, время от времени наезжающих в их женский лагерь. И вот третьего дня я отправился туда один, чтобы от имени друзей предупредить наших красоток, что в связи с приказом о начале учений всем нам придется некоторое время поскучать друг без друга. Олимпия, девушка, с которой я встречаюсь, уговорила меня остаться с ней на ночь, и я уехал от нее на рассвете. До лагеря