Но он не дал мне отдохнуть. Он спрятал меня в своем большомтеле, как в большом доме с камином, высокими окнами, с деревянным полом и двумяспящими далматинцами в прихожей… Это был мой собственный дом. Там появятся детии тяжелые шторы на окнах, и немного коньяка перед сном, и огромная спальня. Ивлажные птицы во влажном от дождя лесу… Мое собственное тело, мой собственныйдом… Да, да, говорила я ему; да, да, говорил он мне, все будет так, как тызахочешь…

* * *

…Все-таки он уснул первым. Первым, хотя и не хотел этого. Идаже во сне не выпускал меня из своих объятий. Каждой клеточкой своего тела ячувствовала его тело и уже не знала, как разделить их. Он уснул, а я все ещележала без сна. Чуть-чуть горечи на губах, самый лучший финальный аккорд любви…Он уснул, как будто ушел, вышел ненадолго, на прогулку с нашими детьми и нашимисобаками, – кормить белок в лесу, сшибать шишки с высоких корабельных сосен,мокнуть под дождем, – чтобы вернуться домой, обсохнуть и снова любить меня…

Это то, о чем ты мечтала, Ева? Да, да… Так же, как говорилон, когда любил меня, – да, да…

Но теперь он спал. И я была так одинока в его объятьях… Яхотела говорить с ним – обо всем, обо всем на свете, обо всем, что не касаетсяпроклятого корабля.

Корабль. Чертов “Эскалибур”.

Я осторожно высвободилась из объятий спящего Антона и села вкровати. Реальность возвращалась ко мне. Она вернулась яркой вспышкой, внезапноозарившей мое сознание, – как только я вспомнила эту дату, тридцатое июня. Нуконечно, как же я не сообразила сразу, мы с Иваном так долго толклись на этомпятачке.

Тридцатое июня тридцать четвертого года. Ночь длинных ножей.Казни штурмовиков гомосексуалиста Рема, которые продолжались сорок восемьчасов.

Вот я и вспомнила.

Но это знание ничего не дало мне, кроме моральногоудовлетворения. Оно никуда меня не продвинуло. Оно не приблизило меня к убийце,даже отдалило. Точное соблюдение дат и времени, отпущенного на убийства, былоне больше чем ритуал, внешнее обрамление. Во всяком случае, хотя бы это…

Сейчас меня куда больше интересовали, записки. Их было три.Адресованные мне, Андрею и Клио. Содержание двух я знала. Но как и почемувыманили Клио? Господи, почему я не настояла, чтобы Макс обшарил ее карманы,почему я сама не сделала этого?

Может быть, записка, отделенная от конверта, еще спрятана водежде мертвой Клио?.. Нужно дождаться утра и сходить в трюм морозильного цеха…Клио не поймалась бы на несколько ничего не значащих фраз. Пойти одной вносовой отсек и ничего не сказать об этом любовнику, нет… Для того чтобы надменнаяКлио согласилась на встречу, нужны более веские причины. И эти причины вполнемогли быть изложены в послании…

Стоп.

Но ведь убийца не дурак, он сам уже несколько раз могнавести шмон в одежде Клио, обыскать ее труп и найти записку… Но ведь записку,адресованную Андрею, я все-таки нашла, убийца не подчистил за собой, не убрал…Должно быть, он не так дотошен, не так удручающе пунктуален, как его обожаемыенемцы. Значит, у меня еще есть шанс.

А если есть шанс, не стоит откладывать его на завтрашнееутро.

Я быстро оделась, поцеловала спящего Антона (господи, как нехочется от него отрываться!) – и выскользнула из каюты, никого не встретив подороге. Еще бы, все забаррикадировались на маленьких, еще не оккупированныхсмертью, пространствах кают, – ждут своей очереди… Только раз мне показалось,что кто-то следит за мной: у выхода на кормовую палубу. Я даже остановилась ипроворила, нет ли за мной “хвоста”. И сделала лишний круг.

Нет. У тебя просто разыгралось воображение, Ева…

Я решила попасть в трюм не через морозильные камеры – чертего знает, может быть, Макс запирает их на ночь, – а через двери самого трюма.Я хорошо помнила трапы, по которым выводила Сокольникова.

Нижняя дверь в трюм никогда не закрывалась, я знала этоточно.

Перед дверью я постояла несколько минут, собираясь с духом.Сейчас я увижу мертвые тела: Андрей, Мухамеджан, Клио. Тела, окоченевшие ещепри жизни. Там, наверху, рядом со спящим Антоном, все выглядело просто. Совсемпо-другому было здесь, у самого порога смерти. Но можно ведь не входить, можнодождаться утра и прийти сюда с Антоном и Максом… Будет немного страшно, но небудет ощущения вселенской пустоты, которая сейчас пытается обойти меня со всехсторон и взять в кольцо. Но ведь я уже пришла. Значит, нужно закончить всесегодня.

Кляня себя за малодушие, я приоткрыла дверь трюма и, едва неспоткнувшись о комингс, все-таки вошла.

Ничего не изменилось с моего первого прихода сюда. Первого ипоследнего. Так же горела красная аварийная лампочка, вот только тел былобольше: они лежали в один ряд: Андрей, Муха и Клио посередине. Максу нельзяотказать в чудовищной галантности: он обложил мертвую даму мертвыми валетами.По странной иронии судьбы Муха лежал в том же положении, в котором я нашла его– на боку. Его остекленевшая от холода голова покоилась на плече Клио. ТолькоКлио была одета. Голого Андрея перенесли сюда и так и оставили. Уже потом ихбудут одевать, потом, когда все кончится… Если кончится… Тела были прикрытытвердым, как кусок железа, брезентом. Красный неяркий свет делал их еще болеемертвыми… Абсолютное воплощение смерти. Стараясь не смотреть на лица убитых,едва сдерживая тошноту, я обыскала карманы Клио.

Ничего. Что и требовалось доказать.

Можно уходить, Ева. Твоя совесть чиста.

Впрочем, я была почти уверена в таком исходе дела. И всеравно почувствовала легкий укол разочарования. Должно быть, записка утеряна дляменя навсегда, и придется искать другие пути. Завтра, нет, уже сегодня Антонрасскажет обо всем Максу (странно, что он до сих пор не сделал этого); он прав– одна голова хорошо, а две лучше…

А сейчас нужно уходить отсюда, иначе холод проберет тебя докостей…

Я уже взялась было за ручку двери, когда какой-то глухойзвук в самой глубине трюма остановил меня. Живые звуки здесь, в этом холоде, –это было, по меньшей мере, необычно. Наплевав на свой страх и желание поскорейуйти отсюда, я двинулась на звук, проклиная свое любопытство. Когда я добраласьдо источника в самом дальнем, почти неосвещенном углу, то едва не сплюнула себепод ноги от досады.

Чертова коробка.

Она упала с самого верха тяжелой коробочной пирамиды, находу снесла еще несколько и ударилась об пол, – и именно этот звук испугалменя. Я повернулась, чтобы уйти, но вдруг под одной из нижних, снесенныхкоробок заметила такое, что чуть не закричала от ужаса. Под коробками явнопросматривался кончик ботинка. Плохо соображая, что делаю, я приняласьсбрасывать коробки, которые валились на пол с угрожающим стуком: весь трюм былуже набит этим стуком до отказа. Но когда я добралась до самого основанияпирамиды…

Когда я добралась до самого основания пирамиды, то увиделаеще одно тело.