– Тогда ему лучше быть с тобой. Я ведь, в сущности,чужой человек…

– Нет, – с жаром ответила Карпик и вцепилась в моюладонь. – Ты не чужой человек.

– Я приду к вам попозже.

– Может быть, сейчас?

– Нет. Иди в каюту, Карпик. Здесь холодно, ты можешьпростудиться…

– Макс говорит, что никогда не нужно бояться холода.

– Макс всю жизнь во льдах, он привык.

– Хорошо, – неожиданно согласилась Карпик. – Я будуждать тебя.

Она ушла, а мы с Антоном остались на палубе. Он сразу жевзял меня за руку и поднес ее к губам.

– Ты тоже замерзла.

– Какое это имеет значение, Антон… Я нашла записку вдуше.

– Какую записку? – Он непонимающе посмотрел на меня, онбыл так далек сейчас от этого.

– Записку, которую получил Андрей незадолго до смерти.Я думаю, ее написал убийца…

– С чего ты взяла?

Потому что я сама получила записку, написанную тем жепочерком, милый… Как жаль, что я не могу сказать тебе об этом…

– Кто-то назначил ему встречу в душе.

– Странное место, ты не находишь? Даже носовой отсектрюма, где мы нашли Клио, выглядел правдоподобнее…

– Я не знаю… Я знаю только то, что после этой встречиАндрей покончил с собой.

– Думаешь, он решил больше не марать руки?

– Нет, я думаю о другом. – Эта мысль пришла мне вголову только сейчас, на этом ослепительном солнце, и я попыталась изложить ееАнтону, больше всего опасаясь, что он не поймет меня. – Я думаю, что мыприближаемся к развязке…

– К развязке? А мне кажется, что все только набираетход. – От странного цинизма этих слов повеяло холодом, и Антон страшносмутился. – Прости меня…

– Я думаю, мы приближаемся к развязке, – настойчивоповторила я. – Ты видишь, что происходит?

– А что происходит? Цепь убийств, вот что происходит…

– Heт, не то… Корабль устал играть с нами. Никакихгудков, никаких флагов, никаких новых страниц из судового журнала двадцатьдевятого года… Ничего нового.

– Ну и что? Прошло не так уж много времени.

– Корабль устал… Или убийца устал?

– Убийцы никогда не устают, ты же знаешь…

– Теоретически… Но… Он либо устал… либо выбрал лимитвремени. Ты помнишь, я рассказывала тебе, что когда маньяк выходил на охоту, товся его жатва длилась сорок восемь часов. Двое суток. Ты понимаешь? У негобольше нет времени убивать. Наступил новый день, в котором мы, возможно, будемв безопасности… Двое суток, сорок восемь часов. Странно, он убивал в строгоопределенный день, 30 июня… Четыре года подряд. Сейчас апрель, но это не меняетдела… Возможно, что-то спровоцировало его. Возможно, тюленья кровь…

– Ты никогда не пробовала писать ужастики? – улыбнулсяАнтон.

– Нет, но можно попробовать на досуге, когда всекончится…

– Когда все кончится, я заберу тебя с собой. Я куплютебе письменный стол. Компьютер у меня есть – Он обнял меня, он уже не могсдерживаться. – Я устрою тебе кабинет, повешу на стену картину, которая бы тебявдохновляла… Ты будешь писать, а я буду приносить тебе кофе и сигареты…

– “Житан Блондз”, пожалуйста. – Я прижалась к нему изакрыла глаза.

– Отлично, “Житан” Но при одном условии.

– При каком?

– Ты должна выйти за меня замуж.

– Так серьезно?

– Нет, несерьезно. – Он вытащил из кармана очки. Очки,которые так нравились мне. Очки, которые так шли ему. Он водрузил их и прижалпальцем к переносице. – Вот теперь серьезно! Я прошу твоей руки…

– Я подумаю.

– Я прошу твоей руки.

– Нет. Нет.

Он сразу осунулся и выпустил меня из рук. И мне стало такодиноко, что я снова потянулась к нему и уткнулась липом в его грудь.

– Милый… Ты же сам говорил это. А я запомнила… “Нет”,повторенное два раза, означает “Да”…

* * *

– Зачем ты выгнал Филю? – спросила я и поцеловалаАнтона в мокрые волосы.

– А ты хотела, чтобы он торчал здесь и наблюдал, как мызанимаемся любовью? – Он так крепко прижал меня к себе, что у меня занылосердце. – Это извращение.

– А заставлять человека целый день и половину ночибродить неизвестно где – это просто свинство…

– Целый день и половину ночи… Боже мой, как это звучит…Целый день и половину ночи мы любили друг друга…

– Ты устал?

– Нет… – Он снова придвинулся ко мне. – Я никогда неустану любить тебя…

– Любить…

– Любить – как любить… Не только спать.

– Но и спать – тоже.

– Да. – Он покрыл мое лицо поцелуями. – Черт, я готов целоватьтебя вечно…

– Вечно не получится… Я состарюсь, и ты будешьнатыкаться на морщины. Не очень жизнеутверждающий пейзаж…

– Мне все равно… Я буду любить тебя любую… Даже тогда,когда ты родишь и не будешь влезать ни в одно платье…

– Ты даже об этом думаешь?

– Только об этом и думаю. Хочу от тебя ребенка.

– Нет-нет. – Я положила ладонь ему на губы. – Тыговоришь то, что обычно говорит женщина….

– Разве? Мужчины ведь не меньше хотят детей. Я хочу.

– Ты хочешь сына, ясно.

– Мне все равно… Если родится девочка – еще лучше. Онабудет похожа на тебя.

– А если на тебя?

– Тогда пусть лучше будет мальчик. – Антон тихозасмеялся. – Когда он родится и подрастет, я расскажу ему, что свою первую ночьего родители провели…

– Нет. Я никогда не позволю тебе рассказывать об этом.Я забуду этот корабль, как только все кончится… Я забуду его с такимнаслаждением, с каким еще не забывала ничего…

– Хорошо, успокойся, все будет так, как ты скажешь…

– Интересно, как будет звучать моя фамилия? Улманис, новедь у латышских женщин другие фамилии…

– Я хреновый латыш Обрусевший до безобразия в пятипоколениях… Наверное, это будет Улмане.

– Нет, мне не нравится. Улманис лучше.

– Хорошо, пусть Улманис. Все будет так, как ты скажешь…

– Тогда я скажу – поцелуй меня…

И он снова стал покрывать поцелуями мое лицо, он спустилсяниже… Это были спокойные волны, которые накрывали меня с головой. Наконец-то яобрела то, что всегда искала, то, чего была лишена, – покой… Теперь тыотдохнешь, Ева, теперь ты отдохнешь…