Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Перед нами стояла Карпик. В руках она держала пистолетМакса. Дуло еще дымилось. Должно быть, она выстрелила в воздух.
– Карпик! – выдохнула я. И мой голос слился с голосомМакса, который тоже назвал ее по имени. В этом голосе было столько нежности истолько тоски, что я внутренне содрогнулась.
Она переводила взгляд с меня на Макса и снова – с Макса наменя. Лежа на холодном полу, мы молчали. Мы даже отстранились друг от друга, чтобыне мешать ей сделать выбор. А она выбирала, это было видно.
Макс, который всегда прав; Макс, который сделал ей такуюшикарную татуировку; Макс, который всегда защищал ее; герой любимых романов,воплощение силы, в которой всегда можно укрыться…
И Ева – добрая Ева, которая все понимает; Ева, котораядолжна была возвращаться с ее отцом одним самолетом; Ева, которой прокололипалец булавкой в знак вечной дружбы; Ева, которую так хорошо обнимать за шею икоторая может так запросто сказать: “Карпик, ты ведешь себя как beast”…
Она все еще не могла решиться. По ее лицу текли слезы.Минуты стекали на холодный пол, а она не могла решиться.
– Ну! – первой не выдержала я.
И она решилась. Она посмотрела на меня: еще никогда ее глазане были такими огромными. Я зажмурилась, я даже и представить себе не могла,что моя смерть будет тринадцатилетней девочкой. “Девочка-смерть”, неплохоеназвание для романа ужасов, который я никогда не напишу…
– Прости, – сказала Карпик.
Не открывая глаз, я кивнула, и в эту минуту прозвучалвыстрел…
* * *
…Господи, я жива.
Я жива, господи…
Я открыла глаза. Окаменевшая от горя Карпик стояла совсемрядом, с опущенным пистолетом. Она больше не плакала. Я медленно повернулаголову и увидела лежащего ничком Макса. Он был мертв. Пуля попала ему прямо всердце, черная майка быстро пропиталась кровью, сейчас она потечет на холодныйпол, чтобы застыть там навсегда.
Я приподнялась и на коленях поползла к Карпику. Обняла ее занеподвижные плечи и зарыдала. Крепко прижимая ее к себе, я повторяла только:“Прости меня, девочка, прости, прости, пожалуйста, но он… Макс убийца, он убилчетверых, он убил бы еще… Прости меня, прости меня”. Что-то мешало, давило мнегрудь, какой-то пр??дмет, и только потом я поняла, что это боцманский ключ,который висел у нее на шее… Боцманский ключ, но ведь она же потеряла его, онаже сама сказала мне об этом… К черту боцманский ключ…
– Прости меня, Карпик.
– Это ты прости меня. – Она с трудом разжала губы.
– Как ты оказалась здесь?
– Я… Я видела, как ты вышла из его каюты.
– Из каюты?
– Из каюты этого Антона…
– Да, я понимаю…
– Я пошла за тобой…
– Ты спасла мне жизнь, девочка.
– Ева… – Ее голос, постаревший и глухой, ударил меня всамое сердце. – Его нужно унести отсюда, Ева… Макса нельзя оставлять. Его нужноперенести в каюту, иначе он замерзнет… Он замерзнет, я не хочу, чтобы онзамерз. Не хочу.
– Я понимаю, – мягко сказала я. – Отдай мне пистолет.
– Возьми. – Она легко рассталась с ним, удивляясь, какэта игрушка могла попасть ей в руки.
– Пойдем отсюда… Нам нужно уходить отсюда побыстрее…
– А Макс? Мы не можем его оставить…
– Я обещаю тебе. Мы не оставим. Но сейчас нужно уйти.
– Хорошо.
Она покорно позволила взять себя за руку, и вместе мы вышлииз трюма…
* * *
…В иллюминатор било солнце.
Я сидела на руках у Антона, завернутая в одеяло. Событияпрошедшей ночи казались нереальными, они опустошили меня, они выжгли всеизнутри.
– Я больше никуда не отпущу тебя. Никуда и никогда…Боже мой, как легко, оказывается, было тебя потерять… Нет, я никуда не отпущутебя.
– Карпик спасла мне жизнь.
– Да, я знаю. – Он прижал меня к себе и принялсяосыпать мое лицо поцелуями.
Впервые за несколько дней страшное напряжение спало.Несмотря на все те трагедии, которые разыгрались на “Эскалибуре”, я чувствовалагромадное облегчение. С нами может быть все, что угодно. Но убийств больше небудет.
Корабль тоже молчал. Он устал преподносить сюрпризы. Онснова был зверобойным судном, предназначенным для охоты на тюленей. Только ивсего. “Лоханкой”, как сказала бы Клио. Она лежала сейчас внизу, в ледянойтемноте трюма, там, где лежали убийцы – Макс и Лаккай… Чудовищная вещь: убийцыи убитые находились рядом. Мы бродили с Антоном по палубе, изредка натыкаясь наоставшихся в живых пассажиров. Никто не хотел ни с кем разговаривать. Никто несмотрел друг другу в глаза. Мы забрались на шлюпочную палубу, откуда виден былвесь горизонт и жирные тюленьи хребты, охота на которых закончилась тактрагично. Я качнула тяжелую шлюпку – ту самую шлюпку, в которой мы сидели сКарпиком. Ту самую шлюпку, в которой я нашла папку старпома Митько. Мне вдругнестерпимо захотелось остаться одной. Даже Антон был сейчас далек от меня, дажеон сейчас мешал мне.
– Уйди, пожалуйста, – попросила я его.
– Что?
– Уйди, не обижайся… Я люблю тебя… Но мне надо побытьодной.
– Хорошо. Я понимаю. – Он сразу сник, стал похож наобиженного мальчишку, и я поцеловала его в холодный, порозовевший от легкогомороза нос.
– Я не буду уходить далеко, – сказал он.
– Теперь уже нестрашно, – утешила я его. – Теперь всекончилось Правда, все кончилось.
– Хорошо. Только будь осторожна.
– Ну, не смеши меня. Мне больше ничего не угрожает… Иникому ничего не угрожает. Разве что какая-нибудь розовая чайка спикирует…
– Я прослежу, чтобы они не пикировали.
– Люблю тебя. – Я не удержалась и снова поцеловала его.– А теперь уходи.
Антон спустился вниз и исчез где-то в тени правого борта. Язакрыла глаза и глубоко вздохнула – все действительно кончилось. И теперь всетолько начинается. А с ним ты будешь счастлива, Ева… Вот только кого хотелубить Макс на самом деле? И зачем? Наверное, я никогда этого не узнаю… Яоткрыла глаза и далеко внизу, на кормовой палубе, увидела Карпика. Девочкамедленно шла вдоль кормовых надстроек и все время оглядывалась. Я вдругвспомнила ключ, который оцарапал мне грудь этой ночью в трюме. Почему онасказала, что потеряла его? Почему она мне солгала?
Скатившись вниз по крутым трапам, я через минуту уже была напалубе. Спрягавшись за кабинку портальной лебедки, я наблюдала за Карпиком.Карпик остановилась возле двери в трюм, в котором мы нашли Клио. Еще развнимательно осмотрев все вокруг, она юркнула туда. Подождав несколько секунд, япоследовала за ней.