И все-таки хватило ума не нестись сломя голову к лестнице,не свешиваться безрассудно в пролет. Крался по стенке… замер. Издали видно, чтона первом этаже полыхает вовсю.

Что могло случиться? Если загорелось в кухне, не могло такбыстро разойтись по холлу, проползти по ковровой дорожке на второй этаж. Ответтолько один: поджог.

Герман вспомнил: из кухни есть выход вниз, в гараж, а тамвсегда стояли запасные канистры. Дело минуты облить все бензином и еще секунды– бросить спичку.

Конечно, Кавалерова нет внизу: не самоубийца же он.Во-первых, может грохнуть газ, а во-вторых, дом такой старый и вещи в нем всестарые – замечательное топливо! То-то пламя трещит так громко, алчно, словночавкает, давясь обильной пищей.

Герман отпрянул – столб жара взметнулся снизу. Проскочил покоридору обратно в кабинет, рванул заклеенную на зиму балконную дверь – изамер.

Что же он делает, идиот? Или решил-таки словить ту самуюпулю? Вот сейчас-то уж наверняка Кавалеров выцеливает его из темноты!

Нет. Герман не станет слишком легкой добычей. Он уже сегодняпоказал Кавалерову, что умеет принимать внезапные решения, совершатьнепредсказуемые поступки. Надо продолжать в том же духе. Только скорей, скорей,а то уже совсем нечем дышать. Кто бы мог подумать, что дома горят вот такмгновенно, факелами!

Прикрывая лицо рукавом, опять пробежал через коридор.

Кавалеров все-таки не о трех головах, не о двух туловищах!Если он стережет под балконом, откуда спуститься удобнее всего, значит, сдругой стороны его нет. Хотя бы потому, что там отвесная стена, слезть покоторой не так-то просто.

Герман вбежал в какую-то комнату. Совсем темно, толькоедва-едва поблескивает зеркало шкафа. Чья-то фигура мелькнула вдали. Оншарахнулся от призрака, но это было всего лишь собственное отражение. Германприостановился, не совсем понимая, где находится, отводя взглядом темныеочертания мебели, белое покрывало на маленькой кровати, нагромождение каких-токоробок в углу. Дашенькина комната! Коробки – это его подарки племяннице. Ихзанес сюда Семеныч, а сам Герман ни разу не был здесь, так и не нашел силзайти. И теперь стоял, растерянно вглядываясь в светлые пятна кукольных лиц,безмятежно смотревших на него со всех сторон.

На ощупь взял какую-то игрушку. Это был медвежонок, такоймягкий, мохнатый и пыльный, что Герману почудилось, будто пальцы егопогрузились во прах.

Отдернул руку – и щепоть спасительного троеперстия самасобой взлетела ко лбу, медленно начертала зыбкий крест.

– Ныне отпущаеши… – пробормотал он, не понимая, что шепчет,не слыша себя. – Ныне отпущаеши…

Что-то громко затрещало за дверью, и ее контуры налилисьярким оранжевым свечением.

Огонь уже рядом! Герман сам себя загнал в ловушку, и теперьему не остается третьего пути: либо погибнет в этом огненном аду, либо найдетиз него дорогу.

Очевидно, Кавалеров не додумался открутить кран газовогобаллона. А то давно бы…

Дым валил изо всех щелей, и уже не темнота мешала что-торазглядеть, а эта волокнистая муть, которая щипала глаза, забивала легкие.

На последнем пределе дыхания Герман рванулся к окну, дернулстворки. Воздух теплой апрельской ночи показался ледяным по сравнению с жаром,который наполнял дом.

За спиною загудело, завыло. Герман оглянулся. Клочьяпламени, взбодренного притоком кислорода, лезли под дверь, но она ещедержалась… еще подержится – несколько секунд.

Сорвал штору, привязал к ней ружье и опустил вниз, замоталвокруг ручки окна. Не хотелось бы повредить «тулку» в прыжке – придется ведьпрыгать. Или быстро связать шторы, простыни, чтобы слезть по ним?

Оглянулся на кровать – и почувствовал себя так, словно готовразорить могилу.

Порыв дикой, ни с чем не сравнимой ярости подбросил его наподоконник. Не дождется Кавалеров, что он осквернит смертный покой этойкомнаты, а потом будет висеть на стене, как муха, прилипшая к паутинке! Кстати,если враг уже сообразил, почему никто не спускается с балкона, он затаилсягде-то здесь, и в любую минуту из темноты может прилететь пуля. Ну что ж, будемуповать на то, что она – дура!

Герман собрался в комок и сильно оттолкнулся вперед,невольно распрямляясь в прыжке и пытаясь сгруппироваться вновь. На все про всебыла секунда… Он ощутил, как неожиданно плотен воздух, – а вслед за темударился ногами в уже размякшую землю пышной, высокой клумбы. Удар на мгновениеоглушил, Герман упал на бок, мысленно ощупывая себя, проверяя, цел ли.

Тотчас вскочил, ринулся к стене, подпрыгнул – сорвал штору,отвязал ружье. Похлопал себя по карманам – слава богу, патроны не высыпались.Жаль, что нельзя наполнить ими ствол, как обойму. А в «макарове» еще шестьпатронов, потому что хотя обойма на семь, восьмой был в стволе, а стрелялКавалеров дважды.

Герман нечаянно коснулся стены и отпрянул. Огонь рвалсясквозь пазы. На этой стороне внизу не было окон, поэтому не свищет пламя. А сфасада, наверное… Эх ты, да ведь кто-то из соседей может подсуетиться, вызватьпожарных. Ну, тут можно не беспокоиться, не приедут раньше чем через час, а вотесли кому-нибудь взбредет прибежать тушить…

И вдруг обожгло догадкой: а если Кавалеров вовсе неподкарауливает где-то в темноте? Если пожар – всего лишь «дымовая завеса» дляего бегства? Вскочил в джип – и давным-давно был таков, и снова Герман с семьейокажутся в опасности, снова не будут знать, откуда в любую минуту можетприлететь смерть, как шальная пуля…

Выстрел!

Герман упал, перекатился, прыжками рванул к забору, под защитуколючих зарослей малины. Вломился в них и побежал, огибая дом.

Главное, Кавалеров не сбежал! Пусть стреляет – значит, онеще здесь. Кстати, у Германа ведь тоже есть, из чего стрелять, он что, забыл?

Приостановившись, ударил в темноту дуплетом, ринулся дальше.

Нет, глупо, Кавалеров далеко, не попасть. Хотя дробь… Бог еезнает, как далеко она летит, утка ведь вон где…

Прогнал эту утку, невесть откуда и зачем залетевшую в мысли,вывалился из малинника за дровяной сарай, приостановился, утирая пот со лба.

Светло как днем и жарко, будто в преисподней. Джип стоит усамых ворот, пока в безопасности, но если рухнет дом… Пламя клочьями летит изокон, ползет по виноградным плетям сотнями саламандр. Огонь, огонь! Дом погиб.Задержись Герман еще на минуту, был бы похоронен в пылающей могиле. А теперьтам погребены только Дашенька, Кирилл, Миха… вместе с Хинганом.