– И чудо произошло, – без тени иронии сказала я.

– Да. Чудо произошло. Я почувствовал себя лучше,значительно лучше. Я уже не надеялся на ремиссию… Но когда я на следующий деньвстал с постели… Я чуть с ума не сошел. Ведь подобные исследования тянули какминимум на Нобелевскую премию. Ты понимаешь? Я передал этому Владлену черезЗою, что готов взять на себя вопрос полноценных клинических испытаний, выйти насамый верх, у меня достаточно большое число влиятельных друзей. Исследованияммогли бы придать статус национальной программы. И мы имели бы приоритет висследовании и лечении СПИДа…

Господи, Лещ, что за пафос, ты все-таки безнадежно ушибленсвоим дрянным телевидением…

– Но Зоя… Зоя сказала мне… Она всегда была откровенна.Она сказала, что никакой огласки не нужно. Что это чисто коммерческоепредприятие. Что одна ампула препарата стоит около тридцати тысяч долларов…

Тридцать тысяч долларов! Я даже присвистнула. Тридцать тысячдолларов, в неделю нужно как минимум три ампулы. В результате несложныхарифметических подсчетов получаем девяносто. Девяносто в неделю и тристашестьдесят в месяц. Сумма кругленькая, это тебе не с понравившейся телкойраздавить одноразовую бутылочку винца.., за пять кусков… А если он принимает препаратполтора года? Господи, даже голова кружится от такой суммы… Лещ, конечно,богатый человек, но и он не шейх Брунея… Или в силу братско-сестринскойпривязанности Лещу скостили часть суммы?

Лещ как будто читал мои мысли.

– За вторую ампулу мне пришлось заплатить вдвое больше,с учетом первой. Я передал деньги самому Владлену. Это был единственный раз,когда я увидел его. Потом мы общались только через Зою.

– Почему? Ты даже не попытался стать другом своегоспасителя? У тебя ведь все друзья – выдающиеся… А этот парень, наверное, былсамым выдающимся из всех.

– Да, выдающимся… Он гений, Анна. Но, если бы я мог, ябы убил его.

Звучит вполне искренне, час от часу не легче.

– Своего спасителя? Звучит не очень-то благородно, тыне находишь?

– Да… Да… Он сделал меня подонком. Он сделал меня рабомэтого своего средства. Он связал меня этой своей коммерческой тайной. Яподозреваю, что являюсь не единственным его клиентом. Я так и не смог, не сумелпредать создание альфафэтапротеина огласке. Это было единственное условиеВладлена. Это – и еще деньги. Листок из тетрадки в клеточку с номером счета водном из банков в Берне. А ведь даже упоминание о разработке этого препаратамогло бы стать настоящей сенсацией… Я уж молчу о гражданском долге.

Гражданский долг ты оценил в тридцать тысяч за ампулу, ай даЛещарик!

– Но у меня было единственное оправдание: я не могбросить дела. Дела, в котором заключается смысл моей жизни. Я не мог броситьлюдей, которые доверились мне… Я уже объяснял тебе… – тут Лещ снова сталпутаться в словах. – Этот Владлен. Он представляет собой редкостноконцентрированный тип подлеца. Но он гениален. И его изобретение гениально. Япринимаю препарат полтора года. Весь курс был рассчитан на три. Но теперьпоявились обнадеживающие данные. Еще полгода – и я буду полностью здоров. Тыпонимаешь? Кончится этот кошмар.

– Бедный мой… – Это прозвучало формально обтекаемо, ноничего другого мне на ум не пришло, нужно тренироваться в реакциях, Анна, иначемозги, выпестованные Лапицким, вполне могут превратиться в гашеную известь.

– А когда он кончится, ты останешься со мной? – Отнапряжения на лбу Леща вздулись вены. Не так-то ты и красив, друг мой.

– Да, – наконец сказала я.

– Это просто сумасшествие какое-то, наваждение… Ясовсем не знаю тебя… Но я хочу, чтобы ты осталась со мной навсегда.

– Да, – не очень-то я разнообразна в ответах, нописчего другого он сейчас не примет, измочаленный признаниями Лещ.

…Он успокоился только в моих объятьях и через десять минутуже спал: здоровая реакция здорового мужчины на сложившуюся ситуацию.

Стоп-стоп, Анна, он не здоров, он болен. Лучшего подарка длятебя и капитана и придумать невозможно. Пока он спит, у тебя есть время всеобдумать. Запах земли все еще мешал мне, и, чтобы избавиться от него, я молчавысвободилась от объятий спящего, такого далекого от меня мужчины, встала иподошла к широкой панели окна. Москва действительно великолепна, жаль, что я непомню ее по прошлой жизни. Город, лежащий у ног, это выглядит почти символично,добро пожаловать, Анна!.. Стоит все-таки подсчитать, сколько же денег потратилна лечение господин Меньших. Но подсчитывать не хотелось, пусть лучше этимзаймутся ретивые аналитики Лапицкого. Что-то другое смутно беспокоило меня:что-то, что я уже когда-то слышала и выбросила в чулан задней стенки черепа заненадобностью. А спустя несколько минут я уже знала причину беспокойства:название препарата – альфафэтапротеин. Я слышала его, только вот где и когда?Оно было упомянуто вскользь и совсем не связано со мной.

Мои размышления прервал телефонный звонок. Я поморщилась: отэтих звонков невозможно отделаться, другая сторона успеха и популярности,ничего не поделаешь. Но будить Леща не понадобилось, он и сам чутко отреагировална звонок. Взяв трубку, он притянул меня к себе и поцеловал в затылок.

– Доброе утро, ты чертовски хороша, – прошептал он мнеи тут же рявкнул в мембрану:

– Нет, Костяпыч, это не тебе, и не надейся. Ну, что ещепроизошло?..

* * *

Я старалась не прислушиваться к разговору, но из отрывистыхреплик поняла, что случилось что-то непредвиденное, что-то требующеенемедленного отъезда Леща из Москвы. Птичка решила упорхнуть, ехидно подумалая, вернее, рыбка решила уплыть, чиркнуть скользкими мужественными плавниками поилистому дну…

Так оно и оказалось: его собкор по Средней Азии влип внеприятную историю с наркотиками и сейчас куковал в каком-то глинобитном СИЗОна окраине узбекского городишки Шахрисабза. Лещ сообщил мне об этом с плохоскрываемой яростью: «Ах ты, сукин сын, ах ты, гад ползучий, надрать бы тебеузкую восточную задницу за такие дела… А ведь я его из дерьма вытащил,мальчишку, когда он подыхал в Оше в конце восьмидесятых и интеллигентныелощеные киргизы собирались приспособить его язык под «колумбийский галстук».Теперь разбирайся со всей этой падалью…»

– Ты ведь можешь не лететь туда, – участливо сказала я,моля всех падших ангелов сразу, чтобы Лещ убрался из Москвы. Что делать с ним ис его внезапно вспыхнувшей ко мне страстью сейчас, когда я добилась своего, яне знала.

– Нет, – Лещ снова притянул мою голову, – я обязанлететь. Это мой человек, а за своих людей, будь они уроды, последние скоты илинаркодилеры в потертых кожаных куртках, я глотку перегрызу.

– Ну что ж, милый (сведенные к переносице бровивыражают сдержанное неудовольствие), если нужно ехать (опущенные уголки губвыражают сдержанную печаль), тогда, конечно, поезжай, (опущенные ресницывыражают уже ничем не сдерживаемое чувство)… Я только помогу тебе собраться.