Он сделал еще несколько звонков, ловко бросив на кнопкитрубки еще не вымытые с ночи пальцы, деловито поинтересовался о рейсе, о машинев аэропорт. Он снова стал прежним, уверенным в себе владельцем крупнойтелекомпании. Телекомпании, странно напоминающей мафиозный клан, гдепосвященные целуют руку крестному отцу.

– Постараюсь вернуться завтра, – сказал Лещ напрощание. – На большее, боюсь, меня не хватит.

– Не хватит? – переспросила я, хотя уже знала, что онимеет в виду.

– Хочу тебя видеть. И заранее скучаю. Я оставлю тебесвой сотовый.

– Зачем?

– Хочу, чтобы ты всегда была рядом, если мне придет вголову с тобой связаться. А мне обязательно придет это в голову.

Перед самым выходом он бросил тоскливый взгляд на пустыемиски Старика, а потом решительно сгреб их и прихватил с собой. Выбросит напомойку, не иначе. Ничего не поделаешь, я ошиблась: если с физической болью онкак-то научился справляться, то душевная вызывает в нем такое чувствоотторжения, что он никогда не будет мириться с ней, вычеркнет из списка дел насегодня, только и всего. Теперь этот человек был мне ясен до конца. И кактолько за Лещом захлопнулась дверь, я сразу же выкинула его из головы.

Альфафэтапротеин – вот что меня волновало по-настоящему. Этопо-дурацки длинное название гвоздем засело в моем мозгу и ни на секунду неотпускало. Я где-то слышала его, я уловила это химическое сочетание букв усамой кромки сознания… Может быть, еще в клинике?.. Последние два месяца я идумать забыла о ней, новая жизнь так увлекла меня, что пребывание там, полнаябеспомощность, стираный халат и амнезия казались постыдной тайной. Чтобы хотькак-то избавиться от всех этих навязчивых мыслей, я сняла трубку и набраланомер Лапицкого. Это был один из телефонов, который он дал мне в последнюю нашувстречу на Тверской. Только бы он оказался на месте, не объяснять же все егомальчикам…

Мне повезло. Лапицкий сам снял трубку.

– У меня для тебя новости, – с ходу начала я.

– У меня тоже, – не остался в долгу капитан.

– Это касается нашего друга, – уточнила я. – А у тебя?

– Ты умница, – Костик нашел нужным похвалить меня воттак, с ходу. Значит, моя подача в дальний угол поля удалась. – Ты простоумница.

– Это и есть твои новости? – Мне неожиданно сталовесело.

– Почти. У нашего друга есть подруга. А у подруги естьхвост. И этот хвост мы сейчас собираемся прищемить.

– Оперативно! – Я даже присвистнула. – Нужновстретиться.

– Откуда ты говоришь? – наконец-то догадался спроситьКостик.

– Из дому.

– Из дому? – Он озадачился.

– Только не вздумай сказать, что мой дом тюрьма.

– Именно это и собирался. – Он помолчал, а потомспросил осторожно:

– А где надзиратель?

– Отбыл по делам.

– И оставил козлицу в огороде? Отчаянный мужик.

– Лиса в курятнике меня устраивает больше…

– Встречаемся через полтора часа у меня. Только будьосторожна, за тобой приглядывает один тип из близкого окружения нашегоприятеля. Пасет не очень профессионально, зато вдохновенно.

– А-а, – я улыбнулась в трубку, видел бы сейчас Лещ моесамодовольное лицо. – Это Андрей. Что-то вроде карманного телохранителя. Любопытныймужичок, бывший спецназовец, прими к сведению. Да и еще «верный Руслан» посовместительству. Кажется, привязался ко мне как собака.

– Скорее пристал как банный лист к заднице… Чувствую,что у нашей девочки есть одна маленькая штучка, заставляющая серьезных мужчинделать серьезные глупости. Ну-ка, скажи, что у тебя за штучка?..

– Тебе скажу по секрету, друг мой. Сия штучканазывается скребок: вычесываю им шерстку, вытаскиваю репейники и насекомых. Вотони и благодарны…

Интересно, как оценил бы со стороны наш необязательный трепуехавший Лещ?

* * *

…Я снова сидела на маленькой кухне Лапицкого, на той жепластиковой табуретке, и даже с той стороны стола, с которой в феврале пыталасьвыстрелить в него. Сейчас ситуация кардинально поменялась: за немытыми окнамилогова капитана уютно расположился московский май, а мы уже знали, что намждать друг от друга.

Лицо капитана сияло, а может быть, это было только слабое,прихотливое отражение моего собственного сияющего лица?

– Ну, что ты там нарыла, Мария Медичи? – весело спросилкапитан.

– Кое-что, что должно вас порадовать, герр капитан. Выоказались правы, никто не может поручиться за свою безупречную репутацию. А темболее за нее не может поручиться господин Меньших.

– Неужели она так сильно пострадала, с тех пор как тыпоселилась в его апартаментах?

– Она пострадала еще раньше. В Свазиленде. Свазиленд,кажется, фигурировал в вашем досье…

– Что-то припоминаю. Действительно, фигурировал. Вместес еще полусотней стран и населенных пунктов, включая Тринидад и Тобаго и городХарцызск Донецкой области.

– Лещ кое-что привез оттуда. Кое-что, что позволит тебевзять его за скользкие жабры. Он серьезно болен. Капитан хмыкнул.

– Если это правда, то ты заставишь меня усомниться впрофпригодности моих людей. Они изучили этого типа вдоль и поперек. Никакогонамека на нездоровье, за три последних года только недельная ангина ирастяжение связок на внутреннем чемпионате компании по волейболу.

– Ты смотри, а я даже не знала, что он увлекается такимдемократичным видом спорта. А как же гольф и виндсерфинг?

– Это тоже имеет место быть… Ну и чем же болен нашвлиятельный друг?

– СПИД, – коротко сказала я.

– Что? – Он лениво не поверил мне и на некоторое времязатих. – Какой такой СПИД? Что-то ты заговариваешься, душа моя. Признайся, самаэто придумала?

– Нет. Он рассказал мне об этом.

– Сам?

– Представь себе.

– Ты, я смотрю, очень специфически действуешь на людей.Притягиваешь их пороки как магнит. Только это как-то выглядит.., уж больноопереточно. Неужели ты думаешь, что такую вещь, как СПИД, такому человеку, какМихаил Меньших, удалось бы скрыть от бдительного ока широкой общественности?

– Было, по крайней мере, два места, ущучить в которыхЛеща было практически невозможно: Свазиленд и Югославия. Свазиленд – началоистории, а Югославия – ее трагическая кульминация. Его протестировали ипоставили диагноз именно в Югославии, в каком-то полевом госпитале возлеВуковара. Его приятель юг, кажется, его звали Марко. При том, что тогдатворилось, отследить проблемы Леша было практически невозможно, так что твоиптенчики не виноваты.