– Ну хорошо. Допустим. Но по приезде домой он долженбыл как-то поддерживать себя, он должен был засветиться в каком-нибудьспециализированном центре, ведь это же не геморрой, в конце концов…

– В том-то все и дело. Его секретарша вывела его налюдей, которые занимаются проблемой СПИДа, как бы это поточнее выразиться… Вчастном порядке, что ли.

– Кружок юных любителей Авиценны?

– Что-то вроде того. Одним словом, уже существует препарат…– название «альфафэтапротеин» чуть не сорвалось с моего языка, но, по зреломразмышлении, я решила оставить его при себе. – Уже существует препарат, которыйпозволяет решить проблему СПИДа в принципе.

– Какое облегчение! Жаль, Фредди Меркьюри не дожил, –не удержался капитан. – А современная медицина в курсе? И не те ли это ампулки,которые ты передала нам на анализ?

– Именно те. И знаешь, сколько стоит одна такая ампула?

– В долларах по курсу?

– В долларах это будет порядка тридцати тысяч. Доставайкалькулятор и высчитывай. Почти сто тысяч в неделю, почти четыреста в месяц.Курс лечения три года. Как тебе такая арифметика?

– Четыре миллиона триста двадцать в год, – мгновеннососчитал капитан. – И это только на утилитарные шкурнические нужды по поддержаниюпошатнувшегося здоровья… Не говоря уже о виндсерфинге и прочих прелестях жизни.

– Включая коллекционное «Перье», которое мы с нимраздавили за знакомство. Он попался, – я почти с любовью смотрела на Лапицкого,пусть попробует не оценить по достоинству мой каторжный труд по очистке чешуинесчастного Лещарика. – Он попался. Ты понимаешь это? И дело даже не в суммах,которые он ухлопал и еще ухлопает на лечение. В конце концов, это его личноедело, на что тратить состояние: на покупку недвижимости в районе БольшогоКораллового рифа, на запуск спутника или на свое драгоценное здоровье. Речьидет о моральном аспекте. Если информация о препарате против СПИДадействительно верна… А она верна… Так вот, если все это правда, то Лещ скрыл отобщественного мнения, рупором которого он все эти годы являлся, очень важныеданные. Данные, от которых зависит судьба множества людей… Множества больныхлюдей. В своих личных пошленьких интересах он нарушил главную журналистскуюзаповедь – общество имеет право на информацию. И скрыть подобную информацию, даеще такого глобального значения, от этого самого общества – ухе само по себепреступление. Если эту историю раздуть, от репутации Леща и камня на камне неостанется. Можешь себе представить заголовки и экспресс-выпуски конкурирующихфирм? Ты как думаешь?

Капитан долго молчал, с интересом глядя на меня. Потом,постучав костяшками пальцев по столу, медленно произнес:

– Думаю, ты умница, детка. Я не ошибся в тебе. Да… Я втебе не ошибся. Отличная работа. Но у меня для тебя еще один сюрприз, –Сюрприз?

– Ма-аленький такой сюрпризик. Мы начали шерстить этусекретутку. Зою Терехову. Любопытная личность, стоит только приглядетьсяповнимательнее. Похоже, у них не все в порядке не только с моральным аспектом.Эта повязанная СПИДом парочка обкрадывает свою же собственную компанию: в еерамках существует сомнительный фондик по поддержке семей погибших журналистов снеучтенными средствами. Не так давно, между прочим, организованный. Как мы егопросмотрели, ума не приложу… Минимум документации… А ведь этот фонд курируетименно Зоинька, поскольку работа на первый взгляд кажется чистоисполнительской. Видимо, у Леща подошли к концу личные сбережения, вот они ирешили подсуетиться. Думаю, если копнуть, то окажется, что и с рекламнымибабками не все в порядке в последнее время. Как тебе такая безупречнаярепутация столпа отечественного телевидения?

– Это достоверная информация?

– Мы только начинаем связывать концы с концами… Чтоскажешь?

Я молчала. Что сказал бы паренек из Кохтла-Ярве, в свое времязащитивший Леща собственным телом? Что сказали бы его ребята, такие одинаковыев своем праведном гневе у раскрытой могилы Егора Самарина? Праведник, умница,отчаянный парень Лещ оказался замешан в дурно пахнущей истории, стал на сторонуциничных дельцов, которых так ненавидел и которых так страстно обличал.Плевать, какими высшими или низшими соображениями он руководствовался. Скореевсего выкачивание денег из компании для личных нужд – инициатива его вернойкрокодилицы, он только малодушно согласился. Бог знает, как он уговорил себясамого пойти на это… Я вспомнила исполненные муки глаза загнанного Леща: «Я немогу оставить дело, которое развалится без меня, я не могу оставить людей,которые доверились мне…» Интересно, Лещарик, как все эти люди посмотрят натебя, если эта история всплывет? Тебе конец. Тебе конец, Лещарик. Тебе конец,подумала я, захлопывая за Лещом дверь своей жизни. Он больше не интересовалменя, отработанный человеческий материал, пешка, так и не вышедшая в ферзи.Партия оказалась несложной, вот что значит иметь прирожденный талант играть наслабостях людей, как на детской скрипочке со сбитыми колками. А в том, что уменя есть этот прирожденный талант, я нисколько не сомневалась. Многие, включаяЭрика и супругов Дамскер, могли бы порассказать об этом. Но все они былимертвы. А я жива. И собираюсь прожить еще долго… Очень долго, если учесть, чтомне всего лишь полгода от роду. Даже четырех месяцев нет, если не считатьвнутриутробного развития в клинике… Стоп!

Догадка, осенившая меня, пришла неожиданно. Так неожиданно,что я с трудом смогла скрыть волнение от Лапицкого. Но он был поглощенрассуждениями о наживке, которую собирается забросить Лещу, и не заметил моегосостояния. Ночные лабиринты клиники, два санитара, мрачноватые, но вполне узнаваемыеангелы смерти. Операционная, голубовато-зеленая униформа, бахилы, анестезиологПавлик, холеная стерва по имени Лариса («В Париж нужно ездить только счеловеком, которого любишь, это город для двоих», – примерно так она сказала,нужно принять это к сведению). Аборт, лицо хирурга, наркоз. Кажется, кто-то изних поставил Майлза Дэвиса, «Осталось шесть часов, а альфафэтапротеин – штукасерьезная. Очень серьезная штука. И клиенты – штука серьезная…»

Хирурга звали Владлен. Владлен. Теперь я явственно вспомнилаэто. Брата Зои тоже зовут Владлен. Похоже, круг замкнулся, и я оказалась всамой его середине… Есть над чем подумать. Во всяком случае, не стоит сдаватьальфафэтапротеин и его папочку сейчас, пока я не знаю, как распорядиться этимзнанием. А Костику сейчас за глаза хватит сладкой телевизионной парочки…

– Кстати, как называется этот препаратец? – невинноспросил капитан. – Наш приятель не уточнил?

– Нет, – вдохновенно соврала я. – Он и так сказалслишком много для первого раза. Но думаю, одного факта болезни достаточно,чтобы поддеть его на крючок.

– Что ж, попробуем.

– Дело почти беспроигрышное. Он панически боитсяогласки. Он пойдет на ваши условия. Он слишком дорожит своей репутацией.

– – Не слишком, как оказалось. – поправил меняЛапицкий.