– Жить будешь, – как-то совершенно буднично сказал он ей и тоже затянулся.

Впервые видела, чтобы Эйдан курил.

С другом насмерть драться… такое не забудешь теперь.

Мы вышли из темноты гор лишь несколько минут назад. Джантар подошел к раненым друзьям и что-то тихо принялся им объяснять.

Я не вмешивалась. Стояла и вглядывалась в окружающий мир, казавшийся таким огромным после суток в пещерах. Над левым плечом поднималось солнце. Меня больше всего поразила удивительная чистота. Будто и не было здесь раньше многочасовой резни. Не сверкали клинки в багровом свете заката, не бугрились мышцы под исполосованной кожей у воинов, не чавкал под ногами бурый снег. Будто не гуляли нескончаемым эхом между склонов яростные вопли и предсмертные визги.

Я застыла, восхищенная наступившей тишиной и покоем. Какими бы грандиозными ни казались события внутри гор, жизнь снаружи шла своим чередом. Сутки, которые я провела под землей, спокойное небо потратило на бережное укрывание поля битвы толстым слоем чистого снега. До весны. А после проливных очищающих дождей сюда вернутся ирлисы и приведут за собой иную жизнь.

Я щурилась на солнце, не сразу осознавая, что тихо пою. Ту самую песню про пташку в ожидании чуда.

Сзади раздался вторящий мне низкий голос Эйдана, помогавшего мне песней выпустить весь пережитый ужас и напряжение.

И даже когда мы допели последний куплет, я не могла выбраться из захватившего меня странного состояния. Нежное растворение, мягкое небытие. Даже сердце билось редко, подчиняясь моему замедлению.

Вокруг Эйдан и Джантар расчищали пространство и устраивали лагерь. Вскоре дружелюбно затрещал костер, а еще через несколько минут до меня долетел аромат залитого кипятком чабреца.

Джан подошел ко мне, держа в руках тщательно обмотанную тканью кружку, над которой вился душистый пар. А я все стояла, так и не смея пошевелиться. Мне нужна была эта пауза, эта всеобъемлющая тишина древних гор, покой равнодушного неба, осознанное замедление.

– С тобой все будет в порядке? – нарушил неловкое молчание Джантар.

Я выдавила из себя улыбку:

– Да.

– Почему он?

– Потому что с ним я Николь.

Джан кивнул, принимая ответ, покрутил в руках чашку и вернулся к костру.

А я осталась смотреть на тихо кружащийся снег, падающий с чистого неба.

Эйдан сказал, что Тахир ушел.

Он ушел, а я так и не успела сказать, что нуждаюсь в его грубых болезненных словах больше всего на свете. И самое завораживающее, что было в моей жизни – ощущение его незримых ладоней на моих щеках. От мысли, как умело он играл на струнах моей силы, сладко тянуло внизу живота. Рядом с ним в груди разливалось томительное тепло, и только Тахиру я доверяла безоговорочно.

Сколько теперь дней пройдет, прежде чем я его увижу? Как он там?

Лишь бы не прогнал, не замкнулся в себе. Лишь бы обрадовался мне. От страха скрутило внутри и одновременно стало нечем дышать от нахлынувшего восторга. О да, маленькая пташка из песни, теперь я очень хорошо понимаю твое состояние.

***

Джантар сидел у огня, смотрел на Николь и с отрешенностью принимал очередную потерю единственной любви. Теперь окончательную, бесповоротную. Внутри горел тот самый погребальный костер, которому он сам не давал угаснуть. И сердце кричало в агонии, заживо сгорая . Смерть – это страшно.

Но рука об руку с болью шла свобода.

Николь развернулась, подошла к костру и села рядом с ним. Взяла приготовленную ей чашку кончиками пальцев и сделала шумный глоток.

– Когда свадьба?

Он обнял Николь и прижался губами к ее прохладной щеке. Сорвал последний поцелуй, прощаясь со всем, что сплелось с образом хрупкой женщины с голубыми глазами.

– Весной. Императорские свадьбы всегда проводят во время цветения вишни.

Я-то думала после выхода из лабиринта, что мы тотчас пойдем обратно, но Джантар усмехнулся и покачал головой.

– Нет смысла дергаться, скоро подойдет отряд, посланный Ясагаем-кхаином. Правильнее будет, если мы встретим его здесь. Да и Талисе нужно время.

– И что ты будешь рассказывать?

– Что поступил сигнал об угрожающем скоплении диких собак. Что, похоже, у них появился более разумный вожак, который собирал огромную стаю для набегов на людские селения.

– Какая чушь, – буркнула я в замешательстве.

– Вам выдадут награду и забудут через неделю о вашем существовании. Разве не этого ты хочешь?

Я нехотя кивнула.

– Отдыхай.

И от его короткого слова что-то обмякло внутри меня. Я тут же у костра растянулась на одеяле и уснула под едва слышный говор огня и тихое шуршание падающего снега.

Проснулась на несколько минут вечером, отметила, что рядом спит Талиса, а над нами мерно хлопает полотнище шатра, за которым гудят чужие мужские голоса, и снова уснула.

Я не спрашивала, что случилось у пещер, перед к Талисой и Эйданом появился Джантар, идущий по нашему следу. Смотрела на искалеченное тело Талисы, которая в итоге всю дорогу провела на носилках, на виноватое лицо Эйдана, светящееся особым светом влюбленного мужчины, и понимала, что у них своя, отдельная и страшная история. Может, потом мы однажды соберемся за столом и сможем обсудить все, выпить, посмеяться. Но пока раны были свежими, я не смела их тревожить.

Что меня поразило, ни Эйдан, ни Талиса – ни один из них не держал зла на Джана за произошедшее. Может, потому что он смог подобрать слова в том неслышном мне разговоре после всего случившегося, а может, дело в их дружбе, которая крепче, чем все происходящее вокруг.

Через два дня пути Джантар подошел ко мне и попросил рассказать о джамалиях. Все, что смогу вспомнить. Он слушал внимательно и даже делал одному ему понятные пометки на листах бумаги. На мой прямой вопрос, зачем ему эти знания, Джан ответил, что сделает все, что в его силах, чтобы мне больше не пришлось бояться за себя и свою силу.

В столице пришлось провести два дня. И лишь к концу третьего я с замиранием сердца постучала в главные двери господского дома в Наймихе.

Мне отворила Мэйли, рядом с которой стояла Йоши, упираясь руками в поясницу, чтобы хоть немного поддержать живот и малыша, который, похоже, вот-вот должен появиться.

– Господин ушел в горы, – Мэйли ответила на мой вопрос прежде, чем я успела его сформулировать.

– Злой?

Йоши смущенно прыснула, слегка отвернувшись.

– Приехал почти неделю назад, побродил по дому чернее тучи. Наутро собрал кое-какие вещи, забрал Беса и ушел.

– Мне нужно к нему, – сказала я Мэйли.