– Джамалии по приказу императора решили создать святыню. Ради величия страны. Ради покорения всего мира. Вот только сила ваша не хранится в неживом камне. И тогда они решили вытащить живые, нерожденные души из небытия и поселить их в камень. Чтобы светом вашим наполнить новый построенный храм и объявить святыней. Святоши, посягнувшие на роль богов. Лучшие маги помогали им в этом страшном издевательстве над природой. И джамалии добились своего. Прямо здесь. Они получили двенадцать камней душ и один запертый дух тьмы в алтарном кристалле.

Одасо встал прямо напротив меня и сделал жест, будто провел пальцами по моей щеке. Я даже не дернулась. Все время думала, что истинная история мира лишь во мне, ведь все стерли, уничтожили вместе с культом джамалий. Я верила голосам, что поселились во мне после встречи со старицей. А Одасо в образе беспечного Рималя с глуповатой улыбкой растаптывал меня истиной и ласково улыбался.

– Моя милая Николь, ты уже поняла, что никто не планировал тебя оживлять? Тебе и еще одиннадцати душам отвели роль источника неиссякаемой силы.

– Как же боги допустили это? – У меня не хватало сил попросить его остановиться, замолчать, не… убивать меня правдой.

– Боги не вмешиваются. Никогда.

Джамалии, что же вы наделали!

– Джамалии своим ритуалом устроили магическую катастрофу, – Одасо будто ответил на мои мысли. – Горы ходили ходуном, погребая под собой близлежащие селения. Твари, вырвавшие меня из тьмы, сбежали и прихватили камни душ с собой. Я же остался здесь, в эпицентре разрушений, прикованный к алтарному кристаллу, сгорая от бесконечной боли. Ну так как, моя милая Николь, имею я право ненавидеть джамалий?

Джамалии и правда виноваты в уничтожении этого мира. Моего мира.

Я без сил опустилась на землю и, не сопротивляясь, слушала рассказ Одасо, разглядывая мерцающий кристалл в середине озера. На одной невозможно надрывной ноте Одасо сухим языком рассказывал о своем чудовищном тысячелетнем пути к чуду.

Как поглощал первых добравшихся до него дервинов, жадно впитывая черную магию по праву дитяти тьмы. Как пришло понимание, что в таком темпе он будет миллиарды лет копить энергию для рывка отсюда.

Потом были попытки наладить общение. И прорезался его голос, зазвучал на волне ненависти, завибрировал на частоте гнева. Чем разъяреннее был дервин, тем проще оказалось запертому в алтарном кристалле духу тьмы достучаться до его сознания.

Ярость, ненависть, боль, страх – лишь на этих низких частотах эмоций голос новорожденного Одасо мог проникать в чужие разумы. И этот голос пришелся по нраву жрецам черного дракона.

Рималь сидел рядом со мной фальшивой иллюзией и спокойно рассказывал. А я, оцепенев, слушала, не в силах поверить, что это и есть мировое зло.

Потом Одасо рассказал, как он обнаружил, что может поделиться с дервином частью себя. Насытить настолько низкой частотой силы, что исчезала связь крови с эмоциями. Так появились первые исшахины, могущественные жрецы, впитавшие вместе с новой силой ненависть Одасо к джамалиям.

Нет никакого великого зла, не на кого спихивать злодеяния – ведь их придумал сам человек. От начала до конца зло придумывал и творил человеческий разум. А этот дух просто делился мощью в ответ на обещания. Разве он виноват, что его невольные учителя могли с ним общаться лишь на языке ненависти? Разве он виноват, что по прихоти извращенной судьбы слышал голоса только тех, кто изначально нес в себе жестокость и жажду крови? Кто кого в итоге наделял демонами – новорожденный дух тьмы или человек?

– Ты уничтожил джамалий.

– Да.

– Ты почти уничтожил дервинов.

– Я пытался вырваться отсюда. Уверен, ты чувствуешь. Мир здесь проседает, проваливается в темноту.

Я кивнула, ощущая, как по щекам текут слезы.

– Все это озеро – сила крови дервинов, собранная для рывка отсюда. Ничего не получилось. Потом я пробовал создать себе оболочку. Я к тому времени много чему научился. Создал защитный край, научился ткать образы. Жрецы привели ко мне лучших магов, и вместе с ними мы искали способ создать тело, в котором я бы мог жить. Но снова ничего не получилось. Я входил в созданные оболочки и с первой же секунды начинал умирать от жажды. Жажды особого рода, которую я оказался не в силах не только преодолеть, даже постичь.

– У меня снова ничего не получилось, – устало повторил Одасо, – а жрецы из моего умения создавать бездушные копии существующих людей наладили источник дохода. Вначале продавали сьяринт, потом камни для их оживления. Знаешь, что выдают за камни душ с призванной суккубой? Это кристалл с куском моей структуры, помнящей мой голод, фикция, работающая несколько дюжин минут.

– Омерзительно.

– Мелкие людишки совсем не ценят жизнь, но обожают деньги. Итак, душа, пришедшая вместе со мной, каково тебе в этой оболочке?

– Хорошо, – я ответила быстрее, чем поняла глубину вопроса.

– Очередная несправедливость, – кивнул с грустной улыбкой Одасо, фальшивый дракон, чья вибрация была так похожа на исконную черную магию.

– Ты убиваешь этот мир.

– Ты не говоришь мне ничего нового. Ты спрашивала, почему я разговариваю с тобой? Я просто ждал.

– Кого?

– Меня.

Джантар, полный бешеной ярости, выступил из тени.

***

Джантар смотрел на Николь и больше не видел в ней Акину.

– Ты убил их? – выдавила заплаканная девушка с посеревшим лицом.

– У меня на них другие планы.

Нет больше его любимой, тоска по которой отравила столько лет его жизни. Как же он был слеп! Как он мог обмануться насчет них? Как можно было перепутать огонь и воду? Дерзкую и одновременно легкомысленную Акину, отчаянно сражавшуюся за все, что дорого лично ей. И Николь… обманчиво мягкую, внешне уступчивую, ускользающая сила которой привела его в центр бедствий всего его мира.

Демон вдыхал тепло, идущее от ее сердца, и восстанавливал сам себя по крупицам на развалинах собственного сознания. Исподволь, незаметно, позволяя чужой ненависти и ярости ощущать себя господином его тела.

Смятая, истоптанная душа Джантара словно оживала под ее неприлично голубыми глазами, чистыми, как небо над мирной равниной.

– Я пришел убить тебя, – голос, звучавший из охрипшего горла, казался чужим.

Николь улыбнулась, будто даже с облегчением, поднялась, подошла и протянула ему кинжал.

А потом приглашающе раскрыла руки. «Прекрасное завершение всей этой истории», – говорил ее взгляд.

– Ударь. Это ведь приказ, – прошептала Николь и подалась вперед. Багровый свет факелов плясал на ее мокрых щеках.

И Джантар отрешенно смотрел, как его рука стремительно выхватила кинжал, блеснувший в призрачном свете. Взмах. Рука, своя и такая чужая.