– Ни в коем случае не допускаю мысли, – говорил негромкоАфраний, – о том, чтобы Иуда дался в руки каким-нибудь подозрительным людям вчерте города. На улице не зарежешь тайно. Значит, его должны были заманитькуда-нибудь в подвал. Но служба уже искала его в Нижнем Городе и, несомненно,нашла бы. Но его нет в городе, за это вам ручаюсь, если бы его убили вдалеке отгорода, этот пакет с деньгами не мог бы быть подброшен так скоро. Он убитвблизи города. Его сумели выманить за город.

– Не постигаю, каким образом это можно было сделать.

– Да, прокуратор, это самый трудный вопрос во всем деле, и ядаже не знаю, удастся ли мне его разрешить.

– Действительно, загадочно! В праздничный вечер верующийуходит неизвестно зачем за город, покинув пасхальную трапезу, и там погибает.Кто и чем мог его выманить? Не сделала ли это женщина? – вдруг вдохновенноспросил прокуратор.

Афраний отвечал спокойно и веско:

– Ни в коем случае, прокуратор. Эта возможность совершенноисключена. Надлежит рассуждать логически. Кто был заинтересован в гибели Иуды?Какие-то бродячие фантазеры, какой-то кружок, в котором прежде всего не былоникаких женщин. Чтобы жениться, прокуратор, требуются деньги, чтобы произвестина свет человека, нужны они же, но чтобы зарезать человека при помощи женщины,нужны очень большие деньги, и ни у каких бродяг их нету. Женщины не было в этомделе, прокуратор. Более того скажу, такое толкование убийства может толькосбивать со следу, мешать следствию и путать меня.

– Я вижу, что вы совершенно правы, Афраний, – говорил Пилат,– и я лишь позволил себе высказать свое предположение.

– Оно, увы, ошибочно, прокуратор.

– Но что же, что же тогда? – воскликнул прокуратор, с жаднымлюбопытством всматриваясь в лицо Афрания.

– Я полагаю, что это все те же деньги.

– Замечательная мысль! Но кто и за что мог предложить емуденьги ночью за городом?

– О нет, прокуратор, не так. У меня есть единственноепредположение, и если оно неверно, то других объяснений я, пожалуй, не найду, –Афраний наклонился поближе к прокуратору и шепотом договорил: – Иуда хотелспрятать свои деньги в укромном, одному ему известном месте.

– Очень тонкое объяснение. Так, по-видимому, дело иобстояло. Теперь я вас понимаю: его выманили не люди, а его собственная мысль.Да, да, это так.

– Так. Иуда был недоверчив. Он прятал деньги от людей.

– Да, вы сказали, в Гефсимании. А почему именно там вынамерены искать его – этого я, признаюсь, не пойму.

– О, прокуратор, это проще всего. Никто не будет прятатьденьги на дорогах, в открытых и пустых местах. Иуда не был ни на дороге вХеврон, ни на дороге в Вифанию. Он должен был быть в защищенном, укромном местес деревьями. Это так просто. А таких других мест, кроме Гефсимании, подЕршалаимом нету. Далеко он уйти не мог.

– Вы совершенно убедили меня. Итак, что же делать теперь?

– Я не медля начну искать убийц, которые выследили Иуду загородом, а сам тем временем, как я уж докладывал вам, пойду под суд.

– За что?

– Моя охрана упустила его вечером на базаре после того, какон покинул дворец Каифы. Как это произошло, не постигаю. Этого еще не было вмоей жизни. Он был взят под наблюдение тотчас же после нашего разговора. Но врайоне базара он переложился куда-то, сделал такую странную петлю, чтобесследно ушел.

– Так. Объявляю вам, что я не считаю нужным отдавать вас подсуд. Вы сделали все, что могли, и никто в мире, – тут прокуратор улыбнулся, –не сумел бы сделать больше вашего. Взыщите с сыщиков, потерявших Иуду. Но итут, предупреждаю вас, я не хотел бы, чтобы взыскание было хоть сколько-нибудьстрогим. В конце концов, мы сделали все для того, чтобы позаботиться об этомнегодяе! Да, забыл вас спросить, – прокуратор потер лоб, – как же ониухитрились подбросить деньги Каифе?

– Видите ли, прокуратор... Это не особенно сложно. Мстителипрошли в тылу дворца Каифы, там, где переулок господствует над задним двором.Они перебросили пакет через забор.

– С запиской?

– Да, точно так, как вы и предполагали, прокуратор. Да,впрочем, – тут Афраний сорвал печать с пакета и показал его внутренностьПилату.

– То, помилуйте, что вы делаете, Афраний, ведь печати-то,наверное, храмовые!

– Прокуратору не стоит беспокоить себя этим вопросом, –ответил Афраний, закрывая пакет.

– Неужели все печати есть у вас? – рассмеявшись, спросилПилат.

– Иначе быть не может, прокуратор, – без всякого смеха,очень сурово ответил Афраний.

– Воображаю, что было у Каифы!

– Да, прокуратор, это вызвало очень большое волнение. Меняони приглашали немедленно.

Даже в полутьме было видно, как сверкают глаза Пилата.

– Это интересно, интересно...

– Осмеливаюсь возразить, прокуратор, это не было интересно.Скучнейшее и утомительнейшее дело. На мой вопрос, не выплачивались ли комуденьги во дворце Каифы, мне сказали категорически, что этого не было.

– Ах так? Ну, что же, не выплачивались, стало быть, невыплачивались. Тем труднее будет найти убийц.

– Совершенно верно, прокуратор.

– Да, Афраний, вот что мне внезапно пришло в голову: непокончил ли он сам с собой?

– О нет, прокуратор, – даже откинувшись от удивления вкресле, ответил Афраний, – простите меня, но это совершенно невероятно!

– Ах, в этом городе все вероятно! Я готов спорить, что черезсамое короткое время слухи об этом поползут по всему городу.

Тут Афраний метнул в прокуратора свой взгляд, подумал иответил:

– Это может быть, прокуратор.

Прокуратор, видимо, все не мог расстаться с этим вопросом обубийстве человека из Кириафа, хотя и так уж все было ясно, и спросил даже снекоторой мечтательностью:

– А я желал бы видеть, как они убивали его.

– Убит он с чрезвычайным искусством, прокуратор, – ответилАфраний, с некоторой иронией поглядывая на прокуратора.

– Откуда же вы это-то знаете?

– Благоволите обратить внимание на мешок, прокуратор, –ответил Афраний, – я вам ручаюсь за то, что кровь Иуды хлынула волной. Мнеприходилось видеть убитых, прокуратор, на своем веку!