Аулок встал над ним, по выражению его лица можно былопонять, что он решает дилемму: пнуть или не пнуть. Не пнул явно изпренебрежения. Отошел на несколько шагов, остановился у коня, убитоговыстрелом.

– Чтоб меня черти взяли, – сказал, покачавголовой. – И верно, грозное и убийственное оружие эта твоя хандканона,Сторк. Погляди сам, какую дырищу в кобыле проделала. Кулак поместится! Да!Воистину – оружие будущего! Современность! Прогресс!

– В задницу с такой современностью, – кислоогрызнулся Сторк из Горговиц. – Не в коня, а в мужика я метился из этойхолерной трубы. И не в этого, в того, другого.

– Не беда. Не важно, куда метился, важно, куда попал!Эй, Вальтер, ты что там делаешь?

– Дорезаю тех, кто еще дышит! – ответил Вальтер деБарби. – Нам свидетели ни к чему, верно?

– Поспеши! Сторк, Сыбек, ать-два, сажайте Беляву наконя. На того рыцарского кастильца. Да привяжите покрепче, потому как этоозорник. Помните?

Сторк и Сыбек помнили, ох помнили, поэтому, прежде чемпосадить Рейневана на седло, выдали ему несколько тычков и покрыли грязнымиругательствами. Связанные руки прикрепили к луке, а икры – к стременному ремню.Вальтер де Барби покончил с «дорезанием», протер кинжал, трупы зембичанзатащили в кусты, коней прогнали, по команде Кирьелейсона вся четверка – плюсРейневан – двинулись вперед. Ехали быстро, явно стремясь поскорее убраться сместа нападения и оторваться от возможной погони. Рейневан дергался в седле.Ребра кололи при каждом вздохе и болели как черти. «Дальше так быть неможет, – глупо подумал он, – не может быть, чтобы меня то и делоколотили».

Кирьелейсон подгонял дружков криком, ехали галопом. Всевремя по дороге. Они явно предпочитали скорость возможности скрыться, плотныйлес не позволил бы ехать рысью, не говоря уже о галопе.

С ходу вылетели на распутье и напоролись на засаду.

Со всех дорог, а также сзади на них ринулись скрытые до тогов зарослях конники. Человек двадцать, из которых половина была в полных белыхлатах. У Кирьелейсона и его компании не было никаких шансов выкрутиться, но всеравно, надо признать, они яростно сопротивлялись. Аулок с разрубленной топоромголовой свалился с коня первым. Рухнул под конские копыта Вальтера де Барби,которого навылет пробил мечом небольшой рыцарь с польским Хвостом на щите.Получил булавой по голове Сторк, Сыбка из Кобылейгловы иссекли и искололи так,что кровь обильно обрызгала съежившегося в седле Рейневана.

– Ты свободен, друг.

Рейневан заморгал. Голова кружилась. Ему показалось, что всепроизошло слишком уж быстро.

– Спасибо, Болько… Прости… Ваша княжеская милость…

– Ладно, ладно, – прервал Болько Волошек,наследник Ополя и Прудника, хозяин Глокувки, перерезая корделясом[328]его узы. – Никакая не «милость». В Праге ты был Рейневаном, а я Болеком.За кружкой пива и в драке. Да еще когда мы экономии ради брали одну курву надвоих в борделе на Целетней в Старом Городе. Забыл?

– Не забыл.

– Я тоже. Как видишь, школяр школяра в беде не бросает.А Ян Зембицкий может чмокнуть меня в задницу. Впрочем, я рад, что мы вовсе незембицких порубили. Правда, случайно, но обошлось без дипломатическихосложнений, потому как мы, признаться, здесь, на дороге в Столец, думалиувидеть скорее зембицкий эскорт. А тут – глянь, какая неожиданность. Кто ж этотакие, господин подстароста? Познакомься, Рейневан, это мой подстароста,господин Кжих из Костельца. Ну так как, господин Кжих? Кого-нибудь узнаете?Может, кто еще жив?

– Кунц Аулок и его компания, – опередил Рейневанагигант с Хвостом на щите, – а дышит еще только один. Сторк из Горговиц.

– Ого! – насупился и закусил губу хозяинГлогувки. – Сторк? И живой? А ну, давайте его сюда.

Волошек тронул коня, с высоты седла глянул на убитых.

– Сыбек из Кобылейгловы, – узнал он. –Сколько уж раз уходил от палача, но вот, как говорится, сколь веревочке нивиться… А это Кунц Аулок, холера, из такой приличной семьи. Вальтер де Барби,ну что ж, как жил, так и помер. Это кто ж таков? Уж не господин ли Сторк?

– Смилуйтесь, – забормотал Сторк из Горговиц,кривя залитое кровью лицо. – Пардону… Помилуй, господин…

– Нет, господин Сторк, – холодно ответил БолькоВолошек. – Ополе вскоре будет моей собственностью, моим княжеством. Изнасилованиеопольской жительницы – это, на мой взгляд, серьезное преступление. Слишкомтяжелое для быстрой смерти. Жаль, мало у меня времени.

Молодой князь привстал на стременах, осмотрелся.

– Связать стервеца, – приказал он. – Иутопить.

– Где? – удивился Хвост. – Тут же нигде нетводы.

– Вот там, во рву, – указал Волошек, – естьлужа. Правда, невеликая, но голова наверняка поместится.

Глогувские и опольские рыцари затащили ревущего ивырывающегося из пут Сторка ко рву, перевернули и, держа за ноги, впихнулиголову в лужу. Рев сменился яростным бульканьем. Рейневан отвернулся.

Прошло много времени. Очень много.

Вернулся Кших из Костельца в сопровождении другого рыцаря,тоже поляка, герба Нечуя.

– Всю воду из лужи выхлестал, негодяй, – веселосказал Хвост. – Только илом подавился.

– Пора бы нам отсюда уходить, ваша княжескаямилость, – добавил Нечуй.

– Верно, – согласился Болько Волошек. –Правда, господин Сляский? Послушай, Рейневан, со мной ты ехать не можешь, мненегде тебя спрятать ни у себя, в Глогувке, ни в Ополе, ни в Немодлине. Ни отец,ни дядя Бернард не захотят неприятностей с Зембицами, выдадут тебя Яну, кактолько он напомнит. А он напомнит.

– Знаю.

– Знаю, что ты знаешь. – Молодой Пястприщурился. – Но не знаю, понимаешь ли. Поэтому перейду к деталям.Безразлично, какое ты выберешь направление, но Зембицы обходи. Обходи Зембицы,друг, советую по старой amicicii.[329] Обходи это княжествостороной. Поверь, там тебе искать нечего. Может, и было что, но теперь нечего.Тебе это ясно?

Рейневан кивнул. Ему это было ясно, но признаться он ни вкакую не хотел и не мог себя заставить.

– Ну, тогда, – князь дернул вожжи, развернулконя, – каждый в свою сторону. Управляйся сам.

– Еще раз благодарю. Я твой должник, Болько.