К тылам турнирной трибуны прилегали наспех сколоченныеконструкции из столбов и лесов, обернутые полотном. Зрители – во всяком случае,те, что поблагороднее и с положением, – коротали там перерывы, занимаядруг друга беседой, флиртуя и похваляясь одеждой. А также угощались блюдами инапитками. Слуги то и дело таскали туда бочки, бочонки и бочоночки, носиликорзины. Идею прокрасться в кухню, смешаться со слугами, схватить корзину сбулками и отправиться с нею к невесте Рейневан считал совершенно гениальной.Напрасно.

Ему удалось лишь добраться до тамбура, в котором складывалипродукты и из которого потом уже их разносили пажи. Рейневан, последовательнореализуя свой план, поставил корзину, незаметно выскользнул из вереницы возвращающихсяв кухню слуг и проскользнул под навес. Потом вытащил стилет, чтобы вырезать вобтягивающем конструкцию полотне наблюдательную дырку. И тут его схватили.

Обездвижили его несколько пар крепких рук, железная пятернястиснула горло, вторая, не менее железная, вырвала стилет. Внутри набитогорыцарями навеса он оказался гораздо скорее, чем ожидал. Хоть и не совсем так,как рассчитывал.

Его сильно толкнули, он упал, прямо перед глазами увиделмодные чижмы[307] с невероятно длинными носами. Такие чижмыназывали poulaines, обувь, хоть и европейская, пришла вовсе не из Европы, а изПольши. Именно такой обувью славились на весь мир краковские сапожники.Рейневана дернули, он встал. Того, кто его рванул, он знал в лицо. Это былТристрам Рахенау. Родственник Стерчей. Его сопровождали несколько Барутов счерными турами на лентнерах, тоже стерчевых родственников. Хуже попастьРейневан не мог.

– Террорист, – представил его ТристрамРахенау. – Тайный убийца, ваша светлость, князь. Рейнмар из Белявы.

Окружавшие князя грозно зашептались.

Князь Ян Зембицкий, видный, интересный сорокалетний мужчина,был одет в черный облегающий justaucorps,[308] поверх которогоон носил модно богатую, обшитую соболями бордовую hauppelande.[309]На шее у князя висела тяжелая золотая цепь, на голове был модный chaperonturban с опадающей на плечо лирипипой. Темные волосы князя Яна также былиподстрижены по последним новейшим европейским образцам и модам – «под горшок»вокруг головы, на два пальца выше ушей, впереди челка, сзади выбриты по самыйзатылок. Обут князь был в красные краковские paulaines с модно длинными носами,те самые, которыми Рейневан только что любовался с уровня пола.

Князь, что Рейневан отметил, чувствуя болезненную спазмугорла и диафрагмы, держал под руку Адель де Стерча в платье наимоднейшего цветаvert d'emeraude[310] со шлейфом, с разрезанными рукавами,свисающими до самой земли, с золотой сеточкой на волосах, со шнурком жемчуговна шее и соблазнительной грудью, выглядывающей из-под тесного корсета сзаманчивым декольте. Бургундка поглядывала на Рейневана холодными как у змеиглазами.

Князь Ян взял двумя пальцами стилет Рейневана, поданныйТристрамом фон Рахенау, осмотрел его, потом поднял глаза.

– Подумать только, – проговорил он, – а ведья не очень верил тому, что тебя обвиняли в преступлении. В убийстве господинаБарта из Карчина и свидницкого купца Ноймаркта. Не хотел верить. И вот,извольте, тебя ловят с вещественным доказательством, когда ты пытаешься ударитьменя в спину ножом. Неужели ты так меня ненавидишь? А может, кто-то заплатил?Или ты просто-напросто безумец? А?

– Светлейший князь… Я… Я… не террорист… Правда, япрокрался, но я… Я хотел…

– Ах, князь. – Ян сделал красивой рукой оченькняжеский и очень европейский жест. – Понимаю. Ты пробрался сюда скинжалом, чтобы передать мне петицию?

– Да! То есть нет… Ваша княжеская милость! Я ни в чемне виноват. Наоборот, меня самого постигло несчастье! Я жертва, жертвазаговора.

– Ну конечно, – надул губы Ян Зембицкий. –Заговор. Так я и знал.

– Да! – воскликнул Рейневан. – Именно так!Стерчи убили моего брата! Зарезали его.

– Врешь, собачий сын, – проворчал ТристрамРахенау. – Не гавкай на моих свояков.

– Стерчи убили Петерлина! – рванулсяРейневан. – Если не собственными руками, то руками наемных убийц. КунцаАулока, Сторка, Вальтера де Барби! Мерзавцев, которые охотятся и за мной! Вашакняжеская милость князь Ян! Петерлин был твоим вассалом! Я требую правосудия!

– Это я его требую! – крикнул Райхенау. – Я,по праву крови! Этот сукин сын убил в Олесьнице Никласа Стерчу!

– Правосудия! – выкрикнул один из Барутов,вероятно, Генрик, потому что у Барутов редко нарекали детей другимиименами. – Князь Ян! Кара за это убийство!

– Все это ложь и наговор! – воскликнулРейневан. – В убийстве повинны Стерчи! А меня обвиняют, чтобы обелитьсясамим! И из мести! За любовь, связывающую меня с Аделью!

Лицо князя Яна изменилось, и Рейневан понял, какую сморозилжуткую глупость. Видя равнодушное лицо своей возлюбленной, он постепенно,медленно начинал понимать.

– Адель, – проговорил в абсолютной тишине Ян –Зембицкий. – О чем он говорит?

– Лжет, Яничек, – усмехнулась бургундка, –ничто меня с ним не связывает и никогда не связывало. Правда, он лез ко мне сосвоими эфектами,[311] нагло приставал, но ушел несолонохлебавши, ничего не добившись. Ему не помогла черная магия, которой он меняопутал.

– Неправда, – с трудом выдавил Рейневан сквозьстиснутое горло. – Все это неправда! Вранье! Ложь! Адель! Скажи… Ну скажиже, что ты и я…

Адель покачала головой – он так хорошо знал это движение,так она покачивала, сидя на нем верхом, когда они занимались любовью в любимойпозе. Глаза у нее сверкнули. И этот блеск он знал тоже.