Сюльпис, ободренный моими советами, обещал мне серьезновзяться за дело. С того дня я старался создать для него благоприятнуюобстановку и вскоре убедился, что самые первые его попытки были чрезвычайноуспешны, однако, оставаясь в плену у робости, он не сумел ими воспользоваться.Он был любим — это все, что он знал достоверно, и несколько стыдливых поцелуевбыли тому залогом. Когда я попенял Сюльпису за его непростительнуюнеповоротливость, он сказал:

— Друг мой, я был бы смелее с представителем своегопола, но эти проклятые юбки меня смущают.

— Отнесись к ним благосклоннее, дитя мое, — сказаля этому очаровательному юноше, — этот признак негодного, слабого ипрезренного пола дает нам понять еще лучше, как низко должен ценить его всякийразумный мужчина. Задери повыше юбки, которые тебя отпугивают, и насладившись,ты лучше оценишь то, что под ними скрыто. Но не ошибись, — продолжал я стайной ревностью, желая сохранить для себя содомитские розы восхитительнейшегозада, который предполагал у Жозефины, — и помни, что не между ягодицами, аспереди, между бедрами, природа поместила храм, где мужчина должен воздаватьпочести женщинам. Вначале ты испытаешь небольшое сопротивление, но пусть оноеще сильнее распалит тебя: толкай, дави, разрывай, и очень скоро тывосторжествуешь.

На следующий день я с искренним удовлетворением узнал, чтооперация была сделана, и что в изящных руках своего брата прекраснейшая из девнаконец сделалась женщиной. Оказалось, что Сюльпис вовсе не испытал тогопресыщения, последствия которого были столь устойчивы во мне, и после первогонаслаждения влюбился в сестру в тысячу раз сильнее, и я, снедаемый ревностью,увидел, что мне не остается иного средства для достижения цели, кроме хитростии коварства. Я спешил: мой ученик мог получить от своего воображения советывкусить блаженство в том месте, где я собирался сорвать первые цветы, а этого ябы никогда не простил ему. Их свидания происходили в кабинете неподалеку отмоей комнаты, поэтому, проделав отверстие в стене, я мог видеть всеподробности. Я хотел предупредить Сюльписа: он мог увлечься, и тогда надо быловмешаться и остановить идущий от природы порыв. Какой пыл! Какой темперамент содной стороны! Сколько грации, свежести и красоты с другой! О Микеланджело! Воткого должен был ты избрать своими моделями, когда твоя искусная кисть рисоваланам Амура и Психею. Судите сами о состоянии, в котором я находился: нетнеобходимости описывать его. Не в моем возрасте можно было созерцатьхладнокровно подобный спектакль, мой обезумевший член сам стучался в стенку,как будто в отчаянии от преград, стоявших перед его желаниями. Не желая болеетомить его, на следующий же день я выбрал самый жаркий эпизод из каждодневногоспектакля и ворвался в кабинет.

— Жозефина, — заявил я своей юной ученице, почтипотерявшей сознание от страха, — ваше недостойное поведение погубило вас;мой долг — сообщить о нем вашим родителям, и я сделаю это сию же минуту, есливы не согласитесь оба принять меня третьим в свои утехи.

— Ты — злой человек, — гневно сказал мне бедныйСюльпис, держа в руке член, весь залитый спермой, которая только что пролиласьструей в целомудренную вагину его прекрасной возлюбленной, — разве не самты устроил ловушку, в которую мы сегодня угодили? Разве то, что случилось, неесть результат твоих коварных наущений?

— Я не желаю спорить с вами, — нахально заявиля, — но было бы недостойно с моей стороны, если бы я давал вам такиесоветы.

— Но разве достойно то, что ты нам сейчас предлагаешь?

— Сюльпис, виновен я или нет, от этого вина ваша неуменьшается, и громадная разница между тем, в чем вы меня обвиняете, и тем, чемзанимаетесь сами, заключается в том, что ваше поведение подтверждают факты, амое никто не докажет. Однако будьте благоразумны и давайте лучше прекратимспор, который никак не вяжется с бурными желаниями, которые разожгло во мневаше занятие; признаемте все свою вину и не будем больше упрекать друг друга.Вы сами видите, что я имею право ставить условия: я застал вас, и мне поверят;вы сможете сослаться только на мои слова — я могу представить факты.

И не дожидаясь ответа Сюльписа, я схватил Жозефину, котораяпосле недолгого сопротивления, сломленного моими угрозами, предоставила мнесвой восхитительный зад, а он действительно превзошел все мои ожидания. Яуложил маленькую прелестницу на голое тело ее братца, который не замедлилзаключить ее в объятия и ввести свой скромных размеров инструмент в ее вагину,а я, втолкнув свой в задниц проход девственницы, оказавшейся в очень удобнойпозе, причинил ей настолько сильную боль, что она позабыла про удовольствие,которое хотел доставить ей брат-любовник: она не выдержала пытки, так как яедва не разорвал ее пополам, резко повернулась и вытолкнула мой член изпещерки. Она истекала кровью, но это меня не пугало: жалость не может заставитьсложить оружие такой орган, как у меня. Я снова схватил ее, крепче насадил накопье Сюльписа, по-прежнему твердое и неумолимое, и опять вонзил свой коя ей взадницу; на этот раз одна моя рука крепко держала ее за бедра, а другой я изовсех сил бил ее по ягодицам, обезумев от ярости, в которую привело меня еесопротивление; я оскорблял ее, я угрожал ей и, наверное, разворотил ей всепотроха; я бы скорее убил ее, чем смилостивился: мне нужна была ее задница илиее жизнь.

— Подожди меня, Сюльпис, — закричал я, — мыкончим вместе, друг мой; зальем ее со всех сторон, и я бы хотел, чтобы сейчаскто-то третий извергнулся ей в рот, чтобы она испытала несказанное наслаждение,когда сперма хлынет во все отверстия ее тела.

Но Сюльпис, который почувствовал, как Жозефина, несмотря наболь, испытала оргазм в его объятиях, так вот, Сюльпис не смог болеесдерживаться: он излил свое семя, я сделал то же самое следом, и мы все троебыли счастливы.

Вскоре начались новые эпизоды. Я сорвал цветок невинности,которого так жаждал и который уже не представлял собой никакой для меняценности, поэтому я оставил сорванную розу Сюльпису, заставил его содомироватьЖозефину; я вставил инструмент своей рукой, чтобы он не заблудился, а самовладел им сзади, и вот мы втроем слились в одном объятии, как истинные детиСодома. Не меняя положения, мы извергнулись дважды, и тут меня охватиластранная мания — желание насладиться вагиной. Мне представилось, какой узкойдолжна быть пещерка Жозефины, так как брешь в ней пробило орудие, намногоменьше по размерам, чем мое; итак, я насадил ее на свой кол и захотел, чтобы вэто время меня содомировал мой ученик. Трудно себе представить, с каким пылом извергнуласьмоя маленькая сучка: я почувствовал, как она три раза сотрясалась в конвульсияхв моих объятиях, пока я обсасывал ее рот. Я залил ее семенем, получив порциючужого в свой зад, и мы без сил откинулись на диван, подле которого благодарямоим заботам тотчас появился сытный обед. Мы больше не могли совокупляться, ноу нас достало сил сосать друг друга. Я потребовал эту услугу от Жозефины, ипока ее благоуханный ротик смаковал меня, мои губы сжимали трепетный членСюльписа. Затем я тискал руками два восхитительных зада, мой ученик прочищалмне седалище, его сестра ласкала мои яички; я получил сперму, сбросил свою,Жозефина извергнулась еще раз, и мы, подгоняемые временем, расстались, пообещавдруг другу неоднократно повторять эту сцену, изобретение которой в конечномсчете мои новички мне простили.