закончилась победой французов, однако фильм Харлана должен был показать, как из этого поражения рождается дух нового сопротивления. Мэр Кольберга Неттельбек, местный уроженец, заявляет прусскому командующему генералу фон Гнейзенау, что он «скорее согласится быть погребенным в руинах, чем сдастся», и поднимается с колен только после того, как легендарный прусский генерал отвечает: «Вот что я хотел услышать от тебя, Неттельбек. Теперь мы можем умереть вместе». В фильме не раз звучат написанные в 1813 г. слова поэта-патриота Теодора Кёрнера, которые сам Геббельс произнес в кульминации своей речи о «тотальной войне» в феврале 1943 г.: «Теперь, люди, вставайте – и да грянет буря!» Для премьерного показа фильма 30 января 1945 г. был символически выбран заблокированный в Ла Рошели немецкий гарнизон. Геббельс не подозревал, что к тому времени сразу несколько прусских городов окажутся в осаде. Когда 18 марта Кольберг капитулировал – продержавшись, в отличие от Кенигсберга, Позена или Бреслау, менее двух недель, – Геббельс убедил издателей не сообщать эту новость в ежедневном бюллетене вермахта, чтобы не испортить пропагандистский эффект фильма. Хотя немногие немцы успели посмотреть во время войны эту картину, ее главное послание – самопожертвование и смерть как высшее проявление героизма и чести – отличалось большой продуманностью [49].

Моральное состояние немцев было неодинаковым не только в разных регионах, но и в разных возрастных группах. В начале 1945 г. у Рут Рейманн закончилась бумага для дневника, но она решила, что альбом в стиле ар-нуво, который ей подарила тетя, слишком хорош, чтобы портить его собственными банальными подростковыми переживаниями. Вместо этого она приклеила на первую страницу фотографию фюрера, запечатленного в горах в момент вдохновения, а напротив написала самое красивое стихотворение, которое знала, – «Молитву» Германа Клаудиуса:

Herrgott, steh dem Führer bei

dass sein Werk das Deine sei…

Господи, поддержи фюрера,

Чтобы его дело было Твоим,

Чтобы Твое дело было его.

Господи, поддержи фюрера.

Господи, поддержи нас всех,

Чтобы его дело было нашим.

Наше дело будет его —

Господи, поддержи всех нас [50].

Нацистские ценности с их поляризацией добра и зла и призывами к верности, вере и самопожертвованию всегда привлекали подростков. Еще в январе 1944 г., когда Лизелотта Гюнцель готовилась к новым воздушным налетам, ее отец социал-демократ вынудил ее задуматься о вероятном поражении. Но она уже видела для себя альтернативу в готическом идеале самопожертвования: «Пусть победы не добиться, остается еще честь!» – крикнул Тейя[13] остготам, продолжая сражаться, пока они падали вокруг него. Разве нельзя так же крикнуть врагам Германии: «Вы можете убить меня, но вы меня не уничтожите, ибо я вечен!» [51]

Однако в январе 1944 г. никто не требовал от Лизелотты проходить подобные испытания. Вместо этого ее эвакуировали в Саксонию. Благодаря системе эвакуации целых школ ее возрастная группа оказалась наиболее защищенной от войны. В отличие от детей младше 10 лет, подросткам возраста Лизелотты не приходилось приспосабливаться к жизни в приемных семьях в деревнях – вместе с одноклассниками они заселяли целые замки и монастыри, сохраняя и углубляя то чувство общности со сверстниками, которое всегда поощрял гитлерюгенд. Некоторые дети, не имея возможности вернуться, так и остались на востоке, других реэвакуировали на запад, нередко при содействии добровольцев из нацистских организаций, в остальном мало чем способных помочь общему потоку беженцев. Укрытые от войны в интернатах KLV, привыкшие к царящему в них духу товарищества, многие подростки по-прежнему верили обещаниям «окончательной победы», и даже после того хаоса, который видели собственными глазами в январе и феврале 1945 г., воспринимали Германию как единую нацию, а не как случайное сочетание соседских и родственных связей, на которые только и оставалось рассчитывать многим беженцам.

Подростки нередко продолжали реагировать на происходящее поощряемым режимом образом. В «Кольберге» Геббельс и Файт Харлан наделили героическими качествами, необходимыми для национального возрождения, фигуру Луизы Прусской. Хотя фильм увидело мало подростков, многие девочки, воспитанные на истории мужества и самопожертвования королевы Луизы, сами спонтанно обращались к ее примеру. В Бурге на Эльбе Рут Рейманн, как и подобало примерной участнице Союза немецких девушек, именно в это время решила записать в свой новый альбом слова королевы:

«Германия для меня – самое священное из всего, что я знаю. Германия – моя душа. Она есть моя суть, и она необходима мне, чтобы чувствовать себя счастливой… Если Германия погибнет, то и я погибну» [52].

10. Последняя жертва

Во время боев за восточные провинции батальоны гитлерюгенда большей частью оставались в резерве. Но вскоре положению предстояло измениться. Советские войска расположились на реке Одер напротив Кюстрина, и от столицы их отделяло всего 80 км шоссейных дорог. В апреле 1945 г. Гитлер лично разрешил отправить из Берлина 6000 членов гитлерюгенда для усиления Зееловских высот, где они оказались лицом к лицу со стоявшими за Одером войсками Жукова. Гитлер и его режим наконец открыли, какая судьба уготована тем, кого они так долго называли будущим нации, – их ждала смерть.

Нацисты с давних пор прославляли героическую смерть. Фильмы для молодежи, такие как лента Ганса Штайнхоффа «Юный гитлеровец Квекс» (1933), идеализировали юношей, готовых погибнуть за свои убеждения. В 1934 г. власти перенесли основной день поминовения погибших в Первой мировой войне с осени на весну и назвали его Днем памяти героев, превращая их кровавую жертву в часть обряда плодородия, необходимого для возрождения нации. Война приучила общество к понятию героического самопожертвования. Миллионам семей пришлось составлять объявления о смерти своих близких. Многие выбирали поощряемую режимом фразу: «Für Führer, Volk und Vaterland» («За фюрера, нацию и Отечество»). Кто-то, напротив, стремился отстраниться от режима или подчеркнуть свою верность церкви, ставя Бога или народ выше фюрера, или даже опуская упоминание о Гитлере. Однако немецкие консервативные и христианские партии в ходе обеих мировых войн сделали немало, чтобы приучить своих последователей к бремени жертвы. К концу 1920-х годов в стране существовало великое множество объединений и групп ветеранов, культивировавших принцип «Верность за верность, вера за веру, жертвенность за жертвенность». В марте 1943 г. Марианна Пеингхаус отправилась утешать супругов, недавно потерявших единственного сына, девятнадцатилетнего лидера гитлерюгенда, которому отец собирался однажды передать свою строительную фирму. Мать лишь тихо сказала Марианне: «Отечество может требовать любой жертвы». Они плакали, и Марианна понимала, что в этом убеждении они пытаются найти какое-то оправдание для своего горя [1].

Когда в октябре 1944 г. начался новый расширенный набор членов гитлерюгенда в фольксштурм, согласия родителей уже не требовалось: