для голодающих пациентов и позволили им приходить и уходить, когда вздумается. Новый директор, доктор Вильгельм Альтфатер, прибывший в начале мая, чтобы принять на себя руководство лечебницей, обнаружил в диспансере две большие емкости, каждая из которых содержала около 5 кг веронала и люминала. 28 марта был оккупирован город Идштайн, и из укрытия вышел последний свидетель медицинских убийств, происходивших по соседству в приюте Кальменхоф. Людвиг Генрих Лоне, подросток с легкой степенью инвалидности, которого использовали для разных подсобных работ, видел, как медсестры подмешивали детям в пищу порошок люминала. В его обязанности входило копать могилы и сбрасывать в них тела через открывающиеся створки в днище сколоченного им маленького многоразового гроба. Лоне привык к избиениям и издевательствам – в приюте ему выбили передние зубы, – но в январе он увидел, как больной эпилепсией экономке Маргарете Шмидт сделали укол и бросили ее умирать в запертом бомбоубежище. Поэтому, когда доктор послал за ним, Лоне сбежал и прятался в сарае, пока не пришли американцы. В других приютах, где большая часть медицинского персонала оставалась на своих местах, заключенные умирали от голода даже после окончательного краха нацистского правления [12].

Рано утром 31 марта 1945 г. американцы достигли Гуксхагена близ Касселя. Они освободили всех обитателей работного дома и исправительного учреждения в Брайтенау, в том числе немецких бродяг и малолетних правонарушителей, а также иностранных подневольных рабочих, кроме тех 28 заключенных, которых гестапо поспешно казнило накануне. Директор заведения, нацист Георг Зауэрбир остался на своем посту и, дав волю бессильному раздражению, записал «Выпущен вражескими войсками» в личных делах всех, кто покинул заведение таким неслыханным образом [13].

Пока союзники сжимали кольцо вокруг Рура, их орудия с левого берега Рейна обстреливали города на правом берегу, а истребители сбрасывали на города бомбы с воздуха. Электричества в Дуйсбурге не было с февраля. 22 марта Королевские ВВС Британии нанесли удар по Хильдесхайму, небольшому средневековому городку с фахверковыми домами и тысячелетним монастырем. В огне пожара расплавились огромные бронзовые двери собора, построенного в 1050 г., а деревянные дома стали погребальным костром более чем для тысячи человек. В Ганновере в рабочем квартале, где жила Элла Клингбейл, женщины и девушки чистили картошку, чтобы жители Хильдесхайма могли получить хотя бы свой Bombensuppe. Мальчики из гитлерюгенда, вернувшиеся после разбора завалов, рассказывали, что «некоторые мертвые так и сидели там, будто живые, а если до них кто-нибудь дотрагивался, рассыпались в пепел». Интернированным итальянским военным, после бомбардировки разбиравшим вместе с немцами руины продовольственного склада, немецкая охрана разрешила набрать продуктов, в основном испорченных. Но после того, как полиция обнаружила у сотен итальянских пленных эти «награбленные» продукты, эсэсовцы повесили 208 человек, из них 120 итальянцев, партиями по пять человек. Ошарашенные бомбежками горожане наблюдали за этим, по словам очевидцев, «совершенно равнодушно». К тому времени иностранных рабочих терроризировали уже не только силы безопасности. В Оберхаузене группа мальчиков решила принять участие в допросе восточного рабочего – мужчину избивали в кровь до тех пор, пока он не признался в краже картофеля. Под дулом пистолета, позаимствованного в штабе вермахта, местный телефонист повел своего пленника на стадион «Конкордия». По дороге постепенно увеличивающаяся толпа колотила несчастного палками и выломанными из заборов досками. На краю бомбовой воронки телефонист выстрелил мужчине в живот, после чего толпа прикончила его [14].

По мере распада нацистской Германии на разные регионы режим все чаще прибегал к террору против немецкого населения. После бомбардировки Дрездена 14 и 15 февраля Гитлер и Геббельс хотели в отместку казнить британских и американских военнопленных. Только единодушные возражения Йодля, Дёница, Риббентропа и Кейтеля убедили фюрера не отдавать такой приказ. Но 15 февраля министр юстиции издал указ об учреждении военных трибуналов для гражданских лиц, ориентированный в первую очередь на жителей запада Германии. В районе Саара и Мозеля к западу от Рейна местное население вместо того, чтобы бежать от американцев, вывешивало на домах белые флаги. В одном месте немецкие мирные жители не позволили немецким войскам открыть огонь, в другом на немецких солдат, пытавшихся взорвать заложенные под мост заряды, напали крестьяне с вилами. Группу солдат, прорвавшихся к немецким позициям после побега от американцев, встретили криками: «Вы затягиваете войну!» В конце февраля, когда вермахт отвоевал Гайслаутерн под Фольклингеном, местный командир СС обнаружил, что американцы делились с местным населением своими пайками, шоколадом и сигаретами и относились к их жилищам куда бережнее, чем немецкие войска. Он предупреждал, что хорошая репутация американцев повсеместно опережает их наступление. Немецкая пропаганда в отместку пыталась убедить население, что так ведут себя только передовые части, но как только тыловые службы и «прежде всего евреи» возьмут власть в свои руки, на занятых территориях обязательно начнутся зверства [15].

Трибуналы из председательствующего судьи и трех человек, представлявших нацистскую партию, СС и вермахт, получили право в упрощенном порядке вершить правосудие в отношении гражданских лиц, распространяющих пораженческие настроения. По приговору этих военных трибуналов было казнено в общем около пятисот гражданских лиц, большинство из них в районе Западного фронта. 9 марта для военных были учреждены еще более схематичные «мобильные военно-полевые суды». Согласно подсчетам, они осудили от 5000 до 8000 солдат, что составило, возможно, четверть всех военных казней во время войны. После падения Рура мобильные военно-полевые суды действовали в основном на юго-западе Германии, где особенно отличились подразделение майора Эрвина Хельма и 13-й армейский корпус СС генерал-лейтенанта Макса Симона, пытавшиеся посредством террора принудить солдат и гражданских к дальнейшему сопротивлению, – которое, как подсказывал здравый смысл, стало совершенно бессмысленным. Террор продлил войну на несколько недель, но основные человеческие потери по-прежнему приходились на боевые столкновения с врагом: в первые четыре месяца 1945 г. ежедневно погибало 10 000 человек, всего с декабря 1944 г. по апрель 1945 г. погибло полтора миллиона человек. Эти числа вдвое превосходили даже катастрофическую статистику поражений в Белоруссии и на Украине предыдущим летом [16].

На Западном фронте боевой дух окруженной в Руре немецкой армии быстро улетучился. Столкнувшись с бронетехникой и артиллерией двухмиллионной армии союзников, 320 000 человек под командованием фельдмаршала Вальтера Моделя не смогли вырваться из окружения. Измученные и внутренне побежденные, солдаты вермахта и гражданское население без единого выстрела сдали большинство крупных городов Рура. Повсюду войска союзников встречали небольшие отряды гражданских, оставшихся на заводах и в шахтах, но не для того, чтобы защищать их, а для того, чтобы обеспечить их безопасную передачу в руки американцев. Немецкие рабочие и управляющие объединились, чтобы не допустить осуществления политики выжженной земли, о которой так много говорил Гитлер. В Ганновере некоторых членов гитлерюгенда матери просто