в отличие от эвакуации в сельскую местность, это не было добровольным мероприятием. К концу 1944 г. родителям угрожали юридическими санкциями, если их сыновья не поступят на военную службу. Должно быть, во многих семьях призыв сыновей-подростков восприняли с ужасом, однако немногие пытались их остановить. Во время битвы за Берлин некоторые юные бойцы по-прежнему могли уходить ночевать домой и каждое утро возвращались на поле боя с заботливо завернутым матерью обедом. Военная подготовка в гитлерюгенде, полевые учения, помощь в разрушенных бомбардировками городах и на зенитных батареях постепенно заставили многие семьи свыкнуться с мыслью о том, что подростки могут нести военную службу: из них ее проходили уже более 100 000 человек. В августе 1944 г. национальный лидер гитлерюгенда Артур Аксманн призвал мальчиков 1928 г. рождения поступать добровольцами в вермахт – на призыв откликались целые отряды гитлеровской молодежи, и за полтора месяца на службу явилось 70 % указанной возрастной группы, не дожидаясь принудительного набора. «Последний призыв» в октябре 1944 г. довел лежащие в основе нацизма противоречия до критической точки [2].

Нацистский режим провозглашал себя защитником немецкой молодежи, оправдывая свои претензии на очищение нации, борьбу за «жизненное пространство» и борьбу с силами «иудеобольшевизма» стремлением сделать Германию надежным и безопасным местом для следующего поколения – расового будущего нации. Именно поэтому существовали летние лагеря гитлерюгенда, а детей эвакуировали из городов, находящихся под угрозой авианалетов. Это же оправдывало перенаправление ресурсов с содержания «необучаемых» правонарушителей в другие области, стерилизацию «скудоумных» девочек и депортацию евреев. Теперь та самая молодежь, во имя которой нацистский режим осуществлял свои утопические замыслы, обрекалась в жертву ради его защиты. Для следующего поколения уничтожение гитлерюгенда в последние недели войны имело самое глубокое значение, превратившись в символ предательства и манипуляций нацистов, жертвами которых стало все немецкое общество. Но в то время многие молодые бойцы смотрели на это иначе, считая себя наследниками гордых традиций немецких студентов-добровольцев 1914 г. И, подобно тому обреченному поколению, принести свою жертву их побуждала не только официальная пропаганда – к этой роли они готовили себя сами [3].

В январе 1945 г. Вернеру Кольбу исполнилось 16 лет. Известие о прорыве советских войск в Польше наполнило его нетерпением: он страстно желал оказаться на фронте, но вместо этого вынужденно коротал скучные часы на незначительной авиабазе в Имменбеке. Пока он мог только делиться своей печалью с дневником: «У каждого есть тайное желание – любящая девушка или какой-нибудь другой секрет. Мое желание таково: вступить в бой, где угодно, на любом фронте этой великой войны, за тебя, фюрер, и за мою Родину». Но уже через десять дней чаяния Вернера исполнились: его отряд помощников на зенитных батареях заменили девушки, проходившие обязательную практику в Имперской службе труда. Девушки тоже облачились в униформу и приступили к исполнению обязанностей помощников ПВО люфтваффе, чтобы юноши могли пополнить ряды фольксштурма, и их также привели к присяге, в которой они клялись в личной верности фюреру. Слова этой националистической клятвы напоминали религиозный обет: «Клянусь хранить верность и повиноваться Адольфу Гитлеру, фюреру и главнокомандующему вермахтом …» Но когда официальные мероприятия остались позади, реальность оказалась куда более прозаичной. Гуго Штеккампфера призвали на службу в фольксштурм в Рейнской области в феврале 1945 г., за два месяца до того, как ему исполнилось 16 лет. Им выдали старую черную эсэсовскую униформу, коричневые мундиры организации Тодта, синие пилотки помощников люфтваффе и – что особенно раздражало пятнадцатилетних ребят, горевших желанием показать, какую пользу они могут принести отечеству – французские стальные каски. Впрочем, отчаянно не желая, чтобы их расстреляли по ошибке как партизан, эти солдаты по совместительству все же предпочитали любую униформу простой нарукавной повязке, дополнявшей обычную гражданскую одежду. По всей стране происходили лихорадочные поиски обмундирования и снаряжения, чтобы сделать фольксштурм как можно более похожим на регулярную армию. Всё подходящее с вещевых складов вермахта и полиции, униформу железнодорожных служащих, пограничников, почтальонов, штурмовиков, транспортной службы Национал-социалистической партии, Имперской службы труда, СС, гитлерюгенда и Германского трудового фронта, вплоть до мундиров смотрителей зоопарков и трамвайных кондукторов, передавали, чтобы обеспечить обмундированием фольксштурм [4].

Но фольксштурмистам по-прежнему недоставало снаряжения и подготовки. Призыв был попросту слишком велик. В октябре 1944 г. вермахту не хватало 714 000 винтовок, а с учетом того, что промышленность ежемесячно выпускала 186 000 пехотных карабинов стандартной модели, оружия изначально не хватало, чтобы вооружить полномасштабное национальное ополчение. К концу января 1945 г. фольксштурму удалось накопить в своем центральном арсенале в общей сложности 40 500 винтовок и 2900 пулеметов – это была разнокалиберная коллекция в основном иностранного и устаревшего оружия, к которому часто не имелось нужных боеприпасов. Кроме того, в фольскштурме было слишком мало опытных инструкторов. Большинство призывников среднего возраста проходили общую подготовку длительностью не более 10–14 дней. Упор делался на импровизацию. Счетверенные 20-мм зенитные орудия повсеместно использовали в пехоте, авиационные пулеметы устанавливали на штативы, и даже сигнальные пистолеты переделывали под стрельбу гранатами [5].

Одна газетная заметка о героических подвигах гитлерюгенда в Восточной Пруссии заканчивалась словами: «Германия может гордиться ими – своим самым ценным чудо-оружием». Но до сих пор мальчики из фольксштурма в основном оставались под защитой. Хотя отряды гитлерюгенда сыграли решающую роль в некоторых сражениях в Восточной Пруссии, Силезии и Померании, не случайно Мартина Бергау и его отряд, мальчиков 1928 г. рождения, эвакуировали с Земландского полуострова на запад. При обороне Восточной Пруссии впустую тратились в первую очередь жизни пожилых мужчин: там погибло по меньшей мере 200 000 человек, а уровень потерь в некоторых районах достигал 80 %. Рекруты из гитлерюгенда считались более ценными – их собирались держать в резерве до тех пор, пока они не пройдут надлежащее обучение и не смогут пополнить ряды СС и вермахта [6]. А пока Мартина Бергау переправляли из Данцига на запад, его сверстники из Рурской области подходили к воротам лагеря Имперской службы труда в Лавесуме в Вестфалии. Окончив гитлерюгенд и пройдя военные тренировочные лагеря, Хайнц Мюллер и другие мальчики из Дуйсбурга старались всеми способами продемонстрировать свое превосходство идущим вместе с ними неотесанным крестьянским мальчишкам. Они шаркали ногами и всю дорогу распевали джазовые номера:

Черный, как уголь, до самых подошв, негр Джим,

Свой лучший белый жилет носит негр Джим,

Словно тигр крадется негр в ближайший бар

И пьет виски, и еще больше виски, пока совсем не опьянеет [7].

Когда мальчики подошли к воротам лагеря Службы труда, Хайнц исполнял тенором соло. Дежурный офицер сначала с преувеличенным уважением насмешливо поприветствовал новобранцев, а потом заорал