за преступления оккупации, а образы Майданека и Освенцима [Аушвица] наполнили новой силой лозунг «Смерть немецким оккупантам!». 29 января, через два дня после освобождения Освенцима, советские войска завершили захват Силезского промышленного региона [30].

13 января 1945 г., на следующий день после того, как маршал Конев открыл наступление на юге, генерал армии И.Д. Черняховский начал масштабный прямой удар 3-го Белорусского фронта по Восточной Пруссии с северо-востока. Имея 1 670 000 человек, 28 360 орудий и тяжелых минометов, 3000 танков и самоходных орудий и 3000 самолетов, советские войска значительно превосходили по численности противостоявшие им сильно истощенные немецкие дивизии, общим числом 41, имевшие 580 000 человек, 700 танков и самоходных орудий и 515 самолетов. Но Красной армии пришлось преодолевать основательно укрепленные рубежи, которые периодически обновляли и расширяли еще до начала Первой мировой войны, при этом Красная армия подошла к этим укреплениям с самой сильной их стороны. Если Конев смог совершить бросок к Одеру всего за 11 дней, 3-му Белорусскому фронту удалось пробиться через Восточную Пруссию и Восточную Померанию и достичь устья Одера только в марте. Гдыня и Данциг держались до конца марта, а Кенигсберг, столица Восточной Пруссии к востоку от Вислинского залива, сдался только 9 апреля [31].

В Восточной Пруссии происходили самые ожесточенные бои советского зимнего наступления. При завоевании Восточной Пруссии погибло 126 464 советских солдата, еще 458 314 было ранено. Безусловно, самые тяжелые потери понесла пехота, составлявшая основу почти всех атак: советские командиры тратили жизни своих людей, стремясь держать в резерве ценные танки до тех пор, пока не станет ясно, где они смогут принести решающее преимущество. Санинструктор санитарной роты Ольга Яковлевна Омельченко вспоминала:

Бои тяжелые. В рукопашной была… Это ужас… Это не для человека… <…> Для войны это и то кошмар, ничего человеческого там нет. <…> Сразу после атаки лучше не смотреть на лица, это какие-то совсем другие лица, не такие, как обычно у людей. <…> Я до сих пор не верю, что живая осталась[11] [32].

В поместье Гогендорф в районе Кенигсберга приказ об эвакуации поступил в ночь на 20 января. Школьный учитель, настаивавший, чтобы к нему теперь обращались «капитан», велел детям взять с собой учебники, но родители сказали им освободить школьные ранцы и взять только одежду и постельное белье. Братья и сестры Шарлотты Кульман потихоньку упаковали несколько игрушек, а она взяла свою куклу. Надев свою самую теплую одежду и лучшие воскресные наряды, они выпустили скот и двинулись в путь. Под мычание коров они смешались с остальными беженцами. По дороге их няня пела песни, которые выучила за время учебы в Силезии. В деревенской гостинице троих детей посадили в один фургон, двум четырнадцатилетним мальчикам дали катить ручную тележку, няне поручили детскую коляску, а для одной из девочек нашли велосипед. Остальных членов их большой семьи распределили по разным телегам. Как во многих другие поселениях этой самой феодальной из прусских провинций, бегство общины представляло собой коллективное предприятие под руководством стареющего помещика-землевладельца (или, чаще, его жены) [33].

Когда неделю спустя Кульманы достигли Вислы, измученные, мокрые и продрогшие, им со всеми фургонами и повозками пришлось переправляться на другой берег по льду: вермахт перекрыл мост в старом городе тевтонских рыцарей Мариенвердере для военного транспорта. В ночь на 28 января, когда пришла очередь Шарлотты караулить их постепенно сокращающиеся запасы провизии, она заметила молодую женщину из своей деревни, стоявшую поблизости в ожидании телеги. Она стояла неподвижно, держа в руках сверток с новорожденным ребенком, и на ее щеках, словно жемчуг, блестели замерзшие слезы. Шарлотта не осмелилась подойти к ней – ей вдруг стало страшно, что младенец умер.

Их группа была одной из немногих, кому удалось уйти из Восточной Пруссии по суше. Ибо 20 января Советы нанесли удар в середину провинции с юга, целясь прямо к Вислинскому заливу, или Фришес-Хафф (ныне Калининградский залив), стремясь окружить всю Восточную Пруссию к востоку от Вислы и таким образом отрезать ее от Данцига и Восточной Померании на западе. Двигаясь на северо-запад, 3-й гвардейский кавалерийский корпус генерал-лейтенанта Н.С. Осликовского 21 января ворвался в Алленштайн, застигнув врасплох как горожан, так и вермахт. То же самое произошло в Остероде, где в ловушке оказались почти 400 000 жителей Восточной Пруссии, не успевших бежать. После того как Красная армия прорвала линию укреплений вокруг Алленштайна, она смогла двинуться к побережью кратчайшим путем. 23 января, направляясь через Пройсиш-Холланд, капитан Геннадий Львович Дьяченко, командир 3-го танкового батальона 31-й танковой бригады, провел свою группу из семи танков с горящими фарами прямо по вечерним улицам Эльбинга, минуя трамваи и пешеходов – некоторые даже приняли его машины за немецкую учебную часть. К тому времени, когда прибыла остальная часть танкового авангарда, защитники Эльбинга оправились от неожиданности, и танкам пришлось повернуть на восток от города, чтобы на следующее утро соединиться с Дьяченко у Толкемита на берегу Фришес-Хафф[12] [34].

Группа беженцев из района Морунген, вместе с которой шел Герман Фишер, повернула на северо-восток в попытке достичь Гейльсбергского треугольника, но 24 января была настигнута Красной армией. Фишер и его жена сумели убедить местного партийного лидера позволить им закопать его партийный значок в мусоре. Несмотря на это, их все равно поставили к стенке и чуть не расстреляли – их спасло только вмешательство польских служанок с фермы. Весь следующий месяц Фишер и двое его соседей прятали своих трех дочерей в лесу. Но 25 февраля его заметили по дороге в лес, а на следующий день две молодые женщины 20 с небольшим лет и девочка 13 лет, месяц страдавшие от ужасного холода и голода, вышли из своих укрытий. Тринадцатилетней Герде посчастливилось – ее отправили работать к русским, но двое старших, Элиза и Труде, бесследно исчезли. Оставаясь на ферме, где его настигли и хозяина которой расстреляли у него на глазах, Герман Фишер видел, как разрушается привычный жизненный уклад. Он видел, как множество мужчин, женщин и молодых девушек увозили на работы на восток, в Советский Союз. За спиной у них оставались разграбленные, продуваемые зимним ветром заброшенные дома со сломанной мебелью [35].

Советское завоевание Восточной Пруссии, январь – апрель 1945 г.

Теперь из Восточной Пруссии оставалось только два выхода. Беженцы из северных районов направились в сторону Кенигсберга и Земландского полуострова, надеясь уйти морем из Пиллау. Жители юго-восточных и центральных районов направились к