– В самом деле чисто. А не просто чисто.

– А как это?

– Это значит, звонок не под дулом пистолета. Для такихслучаев предусмотрена перестановка слов.

Я чувствовал неловкость, что меня везут с большимипредосторожностями, чем президента, но Терещенко объяснил, что меня, в отличиеот президента нашей страны, который на хрен никому не нужен, и вообще отпрезидента любой страны, жаждут подстрелить не только экстремисты, террористы,моджахеды и шахиды всех мастей, не только русские патриоты, а также лидерыпрактически всех политических партий, но и секретные службы могучих государствВостока, начиная от уже понятных Китая, Японии и мусульманских стран и заканчиваявроде бы далекими молодыми азиатскими тиграми.

У подъезда сперва остановилась точно такая же машина,на какой приехали мы, четверо крепких мужчин быстро проследовали в дом.

Терещенко дождался сигнала, все проверено, с группой в моейквартире контакт установлен, кивнул:

– Очень быстро в подъезд!.. Для вас придержат дверьоткрытой.

– Бежать, – проговорил я с тоской, – в собственныйдом?

– Да, – ответил он сурово. – И лучше бызигзагами.

Все-таки бежать я не стал, стыдно, русские офицеры шли ватаку в полный рост на пулеметы, в севастопольскую страду стеснялись кланятьсяпулям и осколкам, но всей спиной и затылком ощущал, как по мне скользитрубиновая точка лазерного прицела.

И только в самом подъезде ощутил, как чуть-чутьрасслабились скрученные в узел нервы. Терещенко подвел меня к лифтовымкабинкам, он и здесь прикрывал меня собой, как и по дороге в подъезд, бросилодобряюще:

– Ничего, теперь проще. Наши люди на площадке, один уже вкабинке лифтеров. Ничего не случится.

– Господи, – вздохнул я. – Ни за что не хотел быстать президентом! Ни на час.

Двери распахнулись, я охнул, в лифте крупный мужик внепомерно объемном свитере, но Терещенко кивнул ему, меня пропустил вперед, всееще закрывая сзади, и я понял, что под свитером и без того крупного парня еще ибронежилет такой толщины, что не прошибить танковым снарядом.

Пока поднимались на мой семнадцатый этаж, у меня сердце то идело екало: вдруг лифт застрянет, вдруг вот прямо через дверь нас прошьютавтоматной очередью… хотя эти двое встали так, чтобы прикрыть меня собой, авдруг и тут заложена бомба, это же костей не собрать, если падать до самогоподвала…

Наконец кабинка дрогнула, остановилась, а после недолгогоколебания дверь неохотно раздвинулась. Парень в бронежилете вышел первым, яследом, Терещенко двигался, как приклеенный, рядом.

Дверь моей квартиры приглашающе распахнулась, нас явнорассматривали в глазок. В прихожей маячат двое рослых мужчин, причем одиндержал, не скрывая, автомат на изготовку.

– Господи, – повторил я, – что за жизнь…

Охранники деликатно вышли, только один по взгляду Терещенкоотправился на балкон. Я вытащил ключи, отодвинул картину и начал открыватьсейф. Его и сейфом назвать – обидеть или рассмешить остальные сейфы: внашем дурацком законодательстве предусмотрено, что даже владельцы ножей и мечейдолжны держать их, как и охотничьи ружья, в стальных ящиках, крепкопривинченных к стене, эти ящики должны закрываться на два хитрых замка плюс ещекакие-то предосторожности. У меня тогда было охотничье ружье, и, чтобы небыло всяких неприятностей, мне студенты притащили с одного завода выброшенныйза ненадобностью стальной ящик, выправили погнутости, исправили замок, и яприспособил его для хранения ружья. Но, чтобы не смешить народ, вделал в стену,благо достаточно плоский. А потом, кроме ружья, начал складывать туда иразные бумаги.

Терещенко деликатно рассматривал в прихожей полку с книгами.Я вытащил бумаги, дверца противно лязгнула, тоже мне сейф, папку я сунул всумку, выглянул на балкон, там застыл охранник. Вид с семнадцатого этажа простосказочный: зимняя темная ночь горит миллионами ярких огоньков в многоэтажныхдомах, ровные линии фонарей у края дороги, справа темная линия «легкого метро»на столбах, за ней по ту сторону дороги яркие красные буквы «Копейка», чутьмельче – «супер» и бледными белыми – «универсам». Все бутовчаневыходят на балконы подышать свежим морозным воздухом, но охранник, услышав моишаги за спиной, обернулся, как ужаленный, буквально внес меня обратно вкомнату.

– Вы с ума сошли!

Из прихожей донесся голос Терещенко:

– Я вас очень прошу, побыстрее, пожалуйста! У насне так много народу.

– Да кто знал, что я приеду? – спросил я, оправдываясь.

Охранник, все еще закрывая меня широченной спиной отвыстрелов в окно, пояснил со знанием дела:

– Там могут сменяться снайперы.

Подошел Терещенко, сказал с укоризной:

– У них людей побольше, чем у нас. А мы не всостоянии проверить все крыши и чердаки с той стороны. Все взяли? Отправляемся,здесь небезопасно.

– Господи, – повторил я в который раз, – в своейстране, в своем-то доме…

Охранник вышел первым, Терещенко придержал меня, ужекачнулся было двигаться вперед, как вдруг там на площадке простучала автоматнаяочередь, тут же быстро-быстро, сливаясь, хлопнули выстрелы из пистолета.

Терещенко мгновенно захлопнул дверь, в обеих руках оказалисьпистолеты. Он держал их наведенными в дверной проем, нахмурился, что-тосоображая.

– Как они сумели, – пробормотал он. – Мы вседержали под наблюдением!.. Сквозь стены прошли, что ли…

– Сколько их? – спросил я.

– Двое, – ответил он. Взглянул на меня быстро. –Но я не знаю, что там внизу.

– С машиной?

– Да.

Я указал на дверь.

– А если я рискну распахнуть?

Он поколебался, прошептал:

– Большой риск.

– Я успею.

– Хорошо.

Он изготовился, я распахнул дверь и отпрыгнул в сторону. Поту сторону порога стояли двое, один с автоматом, второй с пистолетом. Терещенконачал стрелять в тот момент, когда я только распахивал дверь. Пули из двухпистолетов сотрясали их, как ударами молота. Один выронил автомат, другойпытался поднять пистолет, но сумел выстрелить только в пол.

Терещенко стрелял быстро, хладнокровно, пистолеты в егоруках даже не вздрагивали, словно он превратился в статую из железа. Одинрухнул навзничь, другой кулем свалился на пол. Кровь из них била тонкимиструйками. Терещенко выстрелил каждому в голову, подобрал автомат и пистолет,вернулся в квартиру, крепко закрыв дверь.

– Не волнуйтесь, – сказал он, но голос его был оченьозабоченным. – Просто они бросили против нас слишком уж большие силы. Какая-тогруппа и прорвалась через наши ­сети.