– Приговор принят, – без тени эмоций Трис наклонил голову. – Дранг, ты будешь казнен на закате. Бергат! – прозвучало следующее имя.

– Позволь теперь мне, Повелитель, – рядом с первым воином встал второй воин. Грустный взгляд Эллии с болью скользнул по жалкому обрубышу левой, подвешенной на перевязь руки.

– Говори! – повторил Октарис.

– Предавший однажды предаст вновь! Это не правда, что Берг не боится смерти. Его ум изворотлив, как гадючье племя, он просто ищет лазейку, чтобы избежать уготованного. Спросишь, каким образом, ведь в душе ты и сам приговорил его к смерти? Кажущееся смирение перед грядущим может ослабить внимание, а ему только этого и надо, чтобы выскользнуть из рук палачей. Не верь ему, мой Повелитель! За предательство награда одна – смерть!!! – И снова слаженный лязг подтвердил приговор.

– Приговор принят, – глухо прозвучала ритуальная фраза. – Бергат, ты будешь казнен на закате. Грасс!

– Он жалок, мой Повелитель, – вперед выступил третий воин. – Его предательство – результат трусости. Но кто знает, на что способен трус, чтобы добиться своей цели? Он уже почувствовал вкус сытой и безнаказанной жизни, сможет ли он отказаться от нее? Или, дав ему шанс, ты обречешь невинных на волю его желаний? Подожди, Владыка, пусть Бранд доставит доказательства его слов. Если Барух угрозой расправы над дочерями принудил его служить, это может смягчить приговор. Но прощения нет и быть не может.

– Я услышал тебя. Грасс, я не буду настаивать на твоей казни, но все еще может измениться. Ты вернешься в темницу. Аршис! – чувствуя себя не вправе отступить от традиционного оправдания, Октарис назвал имя четвертого Советника.

– Оправдан! – взревел нестройный хор голосов, всколыхнув тяжелые бархатные портьеры на высоких стрельчатых окнах в пол.

– Приговор принят! – по губам Триса скользнула довольная улыбка. – Барух! – Жестом остановив выступившего было вперед воина, Повелитель мрачно нахмурился. – Не надо, его участь давно решена. – Он опустил глаза на скривившегося от ярости кузена: – Когда-то ты обрек меня на долгую смерть, оставив мучиться от бессилия, но та, что я назвал дочерью, нашла путь к свободе. У тебя такого шанса не будет. Ты займешь мое место и будешь обречен на медленное умирание в одиночестве, страдая от невозможности добраться до своих врагов. Я приговариваю тебя к иссушению магии и вечному заточению в каменном мешке! – Ужас в глазах Баруха вызвал в Октарисе мрачное удовлетворение. – Ты будешь подвергнут процедуре на рассвете, а после нее сразу же отправишься в Феерден. Волею богов приговор будет исполнен! – Он перевел взгляд на отвечающего за пленников стража: – Уведи их, пусть ждут своей участи в темнице.

Затянув невидимые путы так, чтобы не сопротивляющиеся пленники могли идти, страж заставил развернуться их к выходу, но едва они успели сделать несколько шагов, как из неровного строя стремительно рванулся воин и яростно вонзил меч в скованное тело Баруха.

От дикой, мучительной боли глаза приговоренного императора широко распахнулись, из прокушенной в попытке сдержать крик губы, заливая подбородок, хлынула горячая кровь, а сам он медленно, словно какая-то невидимая сила старалась удержать его на ногах, опустился на холодный мраморный пол, немедленно окрасив его алой жижей.

В омертвевшей тишине нанесший смертельный удар воин перешагнул через скорчившееся тело и, бросив оглушительно прозвеневший меч под ноги Повелителя, опустился на колени:

– Прости, мой господин, но так будет лучше, – глухой, неестественно спокойный голос демона был полон решимости. – Разве ты не видишь, что ему нельзя оставлять даже такой ничтожный шанс? Ты был там… лишенный магии… без возможности вырваться, и все же ты сумел вернуться! Что, если и он найдет путь назад? Повелитель, ты не можешь так рисковать! Можешь убить меня на месте, можешь казнить вместе… – он судорожно сглотнул, бросив взгляд на сгрудившихся пленников, – …вместе с ними, но ты будешь жить! Я знаю, что поступил правильно, – воин твердо посмотрел в полные ярости глаза Октариса.

Темная, клубящаяся сфера, наливающаяся силой в руках Триса, непонятно как оказавшегося на ногах, заставила преклонившего колени демона обреченно застыть, но опустившаяся на плечо Повелителя ладонь Эрана остановила готовое сорваться заклинание.

– Остановись, – в безмолвии зала, нарушаемом лишь хриплым дыханием умирающего Баруха, тихая просьба эльфа прозвучала раскатом грома, – остановись на минуту. Так ли он не прав?

– Отец, – легкая, как бабочка, рука Эллии коснулась второго плеча вздрагивающего от бешенства Октариса, – прошу тебя, пощади! Разве ты не видишь, что его вела не ненависть, но любовь к тебе? Разве каждый из них, – Эля обвела широким жестом замершие фигуры затаивших дыхание воинов, – не отдаст с радостью свою жизнь за тебя?

В ответ на тихие слова, пронзающие острыми иглами затуманенное вспышкой разочарованной ярости сознание Повелителя, демоны один за другим опустились на одно колено, прижимая раскрытую ладонь правой руки к левому плечу, и в знак величайшего почтения дружно склонили головы.

– Посмотри на них, – мягко тронув напряженную руку, в которой все еще переливался полный Тьмы шар, попросила Эллия. – Сколько из них, несмотря на страх наказания, готовы обменяться местами с этим храбрецом? – И вновь, отвечая ее словам, воины вскочили на ноги, тут же делая шаг вперед.

Ослепляющая Триса волна гнева внезапно отхлынула, оставляя после себя невероятное опустошение, и опасная сфера, подчиняясь сменившемуся настрою, послушно втянулась в ладони Повелителя. Прогоняя остатки тумана, Октарис тряхнул головой и, спустившись с тронного возвышения, сел рядом с коленопреклонённым воином. Еще мгновением раньше несущая смерть рука с болью коснулась покорно опущенного плеча:

– Прости, – тон Повелителя был окрашен тяжелым раскаяньем, – я позволил жажде мщения застлать мой взор. Я так мечтал все эти десятилетия о возмездии Баруху, что не мог ясно мыслить. Ты не сделал ничего плохого, это я не прав, – поднявшись на ноги, Октарис подхватил брошенный на пол клинок и протянул его неверяще вскинувшему глаза демону: – Встань. Ты не прощен, потому что тебе и не требуется мое прощение.

– Если это тебя утешит, мой Повелитель, – внезапно окликнул его охраняющий пленников страж, – то смерть еще не скоро прервет мучения самозванца. Дрезд ударил его в живот. Я заткнул раны, чтобы Барух не истек кровью, так что пара дней невыносимых страданий ему обеспечены. Вряд ли среди нас найдется желающий его лечить, – демон предостерегающе взглянул на Эллию.

По-кошачьи лениво улыбнувшись, девушка безразлично пожала плечами:

– Я тоже не собираюсь облегчать его участь. Прости, отец, но он это заслужил.

– Да понял я уже, понял, – с веселой досадой покачал головой Трис. – Уберите его отсюда да перевяжите покрепче раны. Не хочу, чтобы хоть одна минута оставшейся ему жизни была потеряна. Вздох за отнятую жизнь… Разве это не справедливая кара? – благодарно кивнув стоящим навытяжку воинам, он предложил руку Эллии, обнял за плечи Эйраниэля и, даже не оглянувшись на истекающего кровью врага и испуганных расправой Советников, вместе с ними направился к выходу по живому коридору расступившихся демонов. Остановившись на пороге распахнутой стражами двери, Октарис на мгновение обернулся: – Вот еще что… Когда избавитесь от присутствия… этих, приведите себя в порядок. Через два часа я жду всех вас в саду, – под ликующее гиканье сородичей он увлек недоумевающих эльфов прочь из зала.