– Риш’ас къёмес тира’иша ардал! Эс’сер аруха ф’фъемэ шас’са! Аш’хон! Ши’а ракеши Танайя илдэ! Кр’эмесс!

Тяжелые – как боевая секира Орандо – слова с шуршанием падали на холодный постамент, отскакивая сердитым, сумрачно-хмурым эхом и с едва ощутимым гулом разбиваясь о безразличные стены.

Ни единый посторонний звук, ни одно движение не прерывали завораживающее течение напоенного темной магией ритуала, окутывая стоящую на возвышении пару неестественной тишиной.

– Тъёрх ашим’ас нихомусс сташ’шха въёрри пар’рема ситаха! Диних шариc’cо тирайи гарусс! Аш’хон! – словно ядовитая роса, древние слова выдохом стекали на щербленые плиты.

В следующее мгновение Эля испуганно забилась в неестественно загустевшем воздухе, пытаясь вдохнуть хотя бы глоток липкой, наливающейся чернотой субстанции, но ее скованные движения напоминали бессмысленное трепыхание насекомого, попавшего в паучью сеть. Долгую… бесконечно долгую минуту, показавшуюся ослепшей и обездвиженной девушке вечностью, единственным признаком жизни было все то же странное, шуршащее как прошлогодняя листва заклинание, с шипением слетающее с губ названного отца:

– Шир’хаа тарикешш иссаа! Аш’хон!

Внезапно отхлынув, вязкая темнота оставила дрожащую полукровку в покое, бесследно втянувшись в каменную чашу, и на ее гладких, отполированных до зеркального блеска боках выступили маслянистые, медленно стекающие на полукруглое дно, черные слезы.

Оборвав опаляющее гортань заклинание, Октарис вонзил полный тревоги взгляд в непроницаемо-неподвижную лужицу, собравшуюся на дне купели.

Вдох… выдох… вдох… выдох…

Когда сердце Эллии, отбивая рваный, сбивающий с трудом восстановленное дыхание ритм, готово было разорваться от нахлынувшего ощущения неправильности, маслянистая жижа начала медленно светлеть.

Вдох… выдох… вдох… выдох…

Разгладившаяся складка меж нахмуренных бровей отца и торжествующая улыбка едва не заставили девушку вскрикнуть от облегчения. Пошатнувшись от внезапно навалившейся слабости, Эля с трудом удержала протянутый Повелителем золотой кубок, наполненный подчерпнутой из наполнившегося до краев мраморного сосуда хрустально-прозрачной влагой.

– Пей, – полуприказ-полупросьба забилась в напряженно звенящем воздухе подобно заблудившемуся эху.

Под завороженными взглядами безмолвных свидетелей Эллия покорно поднесла к губам тяжелый канфар[16] и сделала осторожный глоток. Неожиданно студеная, как подземные воды, жидкость обожгла пересохшее горло, а в следующий миг по венам, причиняя безумную, всепоглощающую боль, прямо к захолонувшему сердцу ринулся жидкий огонь. Выгнувшись дугой от нестерпимой муки, девушка закричала…

Пригвожденный к месту крепкими руками воинов, Эйраниэль изо всех сил рвался туда, где в невидимом пламени корчилась его любимая, но наткнувшись на властный, с еле заметной примесью удивления и страха взгляд Повелителя, замер. На побелевшем лице эльфа не осталось ни кровинки, лишь на прокушенной губе медленно выступила алая капля.

Вдох… выдох…

Внезапно, смывая жгучую боль, по скрученному судорогой телу девушки разлилась теплая, ласкающая сведенные диким напряжением мышцы, волна. На долю секунды, оставив в душе Эллии смутное изумление, перед остановившимся взором промелькнули искаженные сожалением лица Ланиона и незнакомой, сияющей Светом Богини, и тихое, похожее на шелест опавших листьев «прости» невесомо слетело с божественных губ к высоким сводам Храма.

А в следующее мгновение надежные, сильные руки отца обвили хрупкую фигурку измученной девушки, даря такое чудесное… такое… необходимое ощущение защиты.

– Прости, – в сумрачном взгляде Октариса сквозило тоскливое беспокойство, – я не знал, что для тебя этот ритуал может быть столь опасным. Не будь ты полукровкой…

– Все позади, – с усилием улыбнувшись, Эля крепко прижалась к отцу и закрыла глаза. Отыскав в глубине своего естества крохотную, уверенно мерцающую искорку, девушка с облегчением вздохнула и, окончательно успокоившись, соскользнула в мягкие объятия целительного сна.

Подхватив утомленную ритуалом дочь на руки, Октарис стремительно сбежал по ступеням туда, где, сжимая кулаки в бессильном гневе, стоял удерживаемый демонами Эран.

– Я не стану извиняться, – с сочувствием глядя в сверкающие глаза эльфа, покачал головой Трис, – нельзя нарушать течение ритуала. Последствия могут быть намного страшнее, чем то, что испытала Танайя.

– Ты мог хотя бы предупредить, – упрямо поджал губы Эйраниэль.

– Не мог. Ты должен понять: никто из демонов никогда еще не удочерял полукровку. Обычно не происходит ничего необычного. Это скорее формальность. Сейчас все… абсолютно все шло не так.

– Что ты имеешь в виду? – эльф обеспокоенно нахмурился.

– Да… ты же не знаешь… – бережно переложив спящую девушку в подставленные руки Хранителя, Повелитель повел ноющими от напряжения плечами. – Ритуал давно уже стал простым сотрясанием храмового воздуха, – Октарис поморщился, – а его единственным проявлением – несколько мгновений вне времени и пространства, в течение которых смешивается жизненная энергия участвующих в церемонии. Кубок выступившей в чаше воды – всего лишь красивая точка. Но не сейчас. Та маслянистая жидкость… никогда не видел ничего подобного.

– Как ты мог позволить ей так рисковать?! – зеленовато-золотистый взгляд вспыхнул негодованием.

– Я не мог позволить ей умереть, – с нажимом поправил демон, – а именно это бы и произошло, если бы ритуал прервался. Все, в чем Танайя нуждается сейчас, – это отдых.

– Я позабочусь об этом, – круто разворачиваясь на месте, сжал губы Эран. Сделав шаг меж расступившимися воинами, он на мгновение остановился и, не глядя на переполненного виной и гордостью императора, зло прошипел: – Не смей приближаться к ней, пока я не удостоверюсь, что Эля не пострадала.

Эллия проснулась как от толчка, когда золотисто-рыжие вечерние лучи, лениво скользя по комнате, невесомо коснулись сомкнутых век и, немного задержавшись в рассыпанных по подушке волосах, продолжили медленный путь.

Стоило девушке открыть глаза и наткнуться взглядом на знакомые стены, как услужливая память тут же воскресила утренние события. Обеспокоенное сознание без малейших усилий нырнуло туда, где часто и удивительно ровно билось сердечко самого драгоценного на свете существа, и лишь убедившись, что малышка не пострадала, Эля нежно погладила скрытый тканью широкой рубашки живот и села на постели.

– Я скоро потеряю счет твоим подобным пробуждениям, – теплые пальцы ласково пробежали по хрупкому плечу, – как ты? – Встревоженный голос Эрана заставил девушку стремительно обернуться.