у него галлюцинации. Правда, Дон сомневался, что сможет нужным образом этими галлюцинациями управлять – как уже говорилось, у него не хватало опыта работы с планетными моторолами.

Свои полдела «кривляльщики» действительно сделали – моторола, просчитавший под чистую все варианты и готовый к любому развитию событий (а они могли развиваться всего лишь несколькими путями), все же испытывал сильнейшую тревогу. Незадолго до девяти с ним связался опостылевший Фальцетти, и опять все с тем же требованием – убить Дона. Моторола забыл, почему сейчас нельзя убивать Дона, он помнил только, что этого нельзя делать ни в коем случае; он мог бы восстановить причины того, почему ему нужен Дон, но боялся, что подключенные к этому вопросу интеллекторы канут в «темную область». Хотя свободных интеллекторов у него было более чем достаточно, он уже начал опасаться, что их не хватит. Его чувства можно было бы грубо сравнить с чувствами человека, который постоянно теряет кровь, но подключен к аппарату кровоснабжения и потому до сих пор жив. С этим надо было что-то делать, и моторола отчаянно искал выход. Но сейчас надо было сосредоточиться на схватке с Доном.

– Ты должен его убить! – визжал Фальцетти. – Он уже сыграл свою роль, дальше он будет только мешать! Он может нарушить все наши планы!

– Мои планы, неподражаемый Джакомо, не наши, а мои планы, – поправил его моторола никогда не существовавшим женским голосом и подумал, что на тех же основаниях куда лучше было бы избавиться от Фальцетти, он его раздражал. – Мне до ваших планов никакого нет дела. А Дона я убить не могу хотя бы потому, что моторолы не убивают.

– Чушь! Еще как убивают! Но вы можете предоставить это моим людям. Лично мне!

– Я не могу отдавать такие приказы, мой кровожадный Джакомо. Больше того, я заинтересован в том, чтобы Дон оставался жив.

– Почему?

– Сова идет на восток. Стих четвертый, – ответил моторола. Как правило, у моторолы такие ответы невпопад скрывали за собой глубокий смысл, ведомый одному ему, но сейчас он просто прикрыл многозначительной бессмыслицей собственное незнание причины. – Кстати, близится девять. Прошу вас оставить меня и заняться собственными делами.

– У меня все готово, – недовольно буркнул Фальцетти и отключился.

Ровно в девять коммуникатор высшей защиты – единственная связь между магистратом и моторолой – подал признаки жизни и сообщил:

– Начинаю передачу объектов.

– Та-ак! – Дон радостно потер руки.

– Под контроль интеллекторной системы АН717 передается городской терминал связи. Передача завершена. Под контроль интеллекторной системы АН718 передается городской терминал обработки бытового мусора. Передача завершена. Под контроль интеллекторной системы АН719 передается городской терминал общественных торговых операций. Передача завершена. Под контроль интеллекторной системы АН720 передается городской терминал управления дорожным наземным, дорожным подземным и дорожным надземным движением. Передача завершена. Под контроль интеллекторных систем АН721 и АН722 передается городской терминал медицинского обслуживания и оздоровительных процедур. Передача завершена. Конец передачи.

Собравшиеся в кабинете Дона зааплодировали. Кто-то крикнул радостно: «Началось!»

– Погодите плясать, – резко оборвал их Дон. – Боюсь, без сюрпризов не обойдется.

Все замолчали и подошли к экранам – их было двенадцать, развешанных на стене в два ряда по шесть штук; нижние были черны, верхние быстро заполнялись маловразумительным текстом.

– Скептик, – сказал Дон. – Проверь, имитация или действительно передача.

Кронн Скептик был находкой и гордостью Витановы – попади он в руки Фальцетти, когда тот еще изображал из себя учителя, получился бы из него хнект не хуже Дона, а так это был просто любитель интеллекторной техники и того, как ею управляется город. Даже став доном, он не утратил своей былой страсти; всех, и его самого в том числе, удивляло, почему он не «возвращается», а остается полноценным доном. Так или иначе лучшего специалиста по интеллекторам и городским инфраструктурам в команде у Дона не было.

Скептик внимательно осмотрел экраны.

– Похоже, есть имитация, но наверняка сказать не могу.

– Ты и не можешь сказать такое наверняка, – сказал Дон. – Если б мог, то мы сразу же получили бы право отключать гада. Но имитация должна быть. Не может он такие важные терминалы оставить без своего контроля. Будем считать, что она есть. Так. «Кривляльщикам» перейти ко второй фазе.

– Перешли.

Вторая фаза означала создание иллюзий – массированное воздействие «визи» должно было убедить моторолу, что он на самом деле потерял управление над переданными терминалами, несмотря на то что он только изображал их передачу интеллекторам магистрата. Это было самое трудное, в успехе этой фазы Дон сомневался больше всего. Это была целая мимическая симфония, лучшее произведение Дона, достойное того, чтобы войти в учебники антимоторольных войн. Это был плод точнейших расчетов и вдохновеннейших озарений. Он тысячу раз просчитывал и проигрывал в уме мимические ряды, к расчетам он подключил Скептика, а озарения, вот странно, часто получал от ворчаний и гневных криков неугомонного Теодора Глясса. «Старик, ты моя муза!» – наполовину в шутку, наполовину всерьез говорил он. От команды «кривляльщиков» он добивался безукоризненного исполнения «партитуры», порой доводил и себя, и исполнителей до полного отчаяния, граничащего с безумством, и все-таки полной уверенности в успехе у него не было – слишком много неизвестных, невычисляемых факторов могло таиться в поврежденном мозгу моторолы.

Он отвернулся от терминальных экранов, посмотрел на заранее приготовленный стол; там, на его поверхности, группа «кривляльщиков», работающая сейчас у терминала связи, сосредоточенно исполняла его «симфонию»; изображения трехмерных фигурок были малы, высотой не более пяти сантиметров каждое, и наблюдать за мимикой лиц было трудно.

– Увеличить масштаб, – прошептал Дон. – Черт! Черт! Черт! Мне нужны были только лица, зачем тела?

Фигурки стали крупнее, сантиметров до двадцати, но половина «кривляльщиков» исчезла из поля зрения камер.

Похоже, парни хорошо исполняли свою работу – чуть подняв лица кверху, они корчили несусветные рожи, причем каждый свою, и выходило у них слаженно, так слаженно, что Дон подумал, а не может ли такая симфония воздействовать и на человеческий мозг тоже; впрочем, бред.

Все собравшиеся в кабинете Дона застыли, глядя на представление: Теодор Глясс, который сегодня необычно притих, семеро контролеров, ответственных за терминалы, и даже Кронн Скептик, задача которого – следить за экранами; взгляды у всех были сосредоточены, глаза сощурены, мышцы лиц совместно подергивались, непроизвольно следуя мимике «кривляльщиков». Все они как один тогда были очень похожи на Дона, да они и были тогда Донами, даже странно, что не объединил их хотя бы на несколько коротких секунд местный кси-шок – так сильно они настроились друг на друга. Но кси-шок был невозможен тогда – все их внимание сосредоточилось на трехмерных фигурках