Она вошла величественно, неспешно, как и подобает королеве,пусть лишенной и тени власти задолго до появления Сварога. Размереннопостукивая посохом с двумя коронами, снольдерской и уладской, остановиласьперед столом, шагах в четырех от Сварога. За ее спиной, за распахнутой дверьюСварог видел, как в приемной толпятся Черные Драгуны со злобно-растеряннымилицами, держа руки поближе к эфесам мечей и рукоятям пистолетов. Судя по ихнапряженным позам, Старая Матушка – она же Старая Королева, Старая Гадюка, комукак больше нравится, – внушала бравым воякам если и не страх, то ужпочтительное опасение.

– Мельчает народец, – ровным, безразличным тономсообщила Сварогу Старая Королева. – Еще во времена моего дражайшегобатюшки люди были проще – достаточно было первому встречному капралу мигнуть, ив два счета вогнали бы пику в спину, не посмотрели бы, что перед нимикоролева-мать… А эти расступаются, в затылке пятерней скребут… Распустились.

Поднявшийся из-за стола Сварог молчал – благо к нему личнопопреки не относились, не он такие порядки устанавливал и не он этих людейотбирал, – разглядывая нежданную визитершу с большим интересом.Опомнившись, сделал повелительный жест, и драгуны захлопнули дверь, навернякарадуясь, что нашелся кто-то, взявший на себя ответственность в столь щекотливомделе.

Она вовсе не выглядела старухой – ей и было-то, вспомнилСварог, пятьдесят один. Высокая и статная, все еще красивая, без единой седойниточки в темных волосах. При первом же взгляде на нее возникли стойкиеассоциации со строгой учительницей, привыкшей справляться с любым скопищемшалопаев.

– Вот это, значит, и есть знаменитый король Сварог, –продолжала она спокойно. – Тот самый, что сшибает короны, как спелыегруши, а теперь вот и до нашего захолустья добрался… Кто же вы мне, согласноэтикету? Дражайший кузен? Нет, у меня в роду были и Барги, а вы, хоть иприемный, но полноправный Барг, так что нужно как следует подумать…

– Предпочитаю самое простое обращение – «вашевеличество», – сказал Сварог решительно, подумав, что пришла самая пораперехватывать инициативу и напомнить о кое-каких реалиях. – Незатейливо,быть может, но вполне отвечает положению дел…

– Это намек на то, что бедной старой затворнице следуетсразу уяснить свое место посреди решительных перемен?

– Ну отчего же «старой», моя дражайшая родственница? –спокойно улыбнулся Сварог.

– Неплохо, – заключила Старая Королева. – Ни тенираскаяния в глазах. И правильно, откровенно говоря. Слезы лить по несчастныммоим загубленным деткам не собираюсь, уж такое я чудовище, – очень ужничтожными и никчемными выросли. Будь я мужчиной, могла бы, по крайней мере,утешаться предположениями, что детушки вовсе и не мои, но женщине отматеринства не отвертеться никак, сама, увы, эту бледную немочь рожала… Вот идовели до полного краха династию, узурпатора на выручку звать пришлось… И ведьимеет место всеобщее ликование, ничего с этим не поделаешь…

– У вас был свой человек среди заговорщиков? – спросилСварог. – Очень уж вовремя вы исчезли из замка… Я плохо знаю тех, ктомне… помог, но крепко подозреваю, что они и против вас хотели предпринять…энергичные меры…

– А сами вы не знаете, ваше величество?

Сварог впервые за все время разговора опустил глаза:

– Я был уверен, что их просто арестуют и заставят подписатьотречение…

– Если вы так думали, милейший, вам еще тянуться и тянуться,чтобы стать настоящим королем, – отрезала Старая Королева. – Кто жеэто оставляет низложенного предшественника живым? Это, хороший мой, противтрадиций. Если кому-то вздумается затеять новый заговор, лозунгов и знамен дажеискать не нужно: вот он, бедненький, обиженный, свергнутый, престольчик усюсеньки малюсенькой отобрали злые дяди, ай-яй-яй… Опередили вы меня,любезнейший родственник, – я как раз стала понимать, что ядами и стилетаминемногого добьешься, что нужно по старой традиции гвардию возмущать…

– Ну, тут уж – кому как повезет, – сказал Сварог.

– Можно к вам, милый родственник, обратиться с серьезнойпросьбой? Если вы намерены от меня избавиться решительно и бесповоротно,сделайте это пристойно. Меня всегда ужасала непристойная, вульгарная смерть.Взять хотя бы королеву Аугле – в поганой темнице, кишащей крысами и тараканами,трое вонючих доезжачих душили грязной веревкой… Хрип, язык наружу вывалился,дерьмо течет… А потом, не мытую месяц и в рубище, где-то на заднем дворезакопали… – По ее лицу промелькнула гримаса нешуточной брезгливости. – Нетуж, предпочитаю что-то более приличествующее моему положению: если уж наэшафот, то с полным соблюдением надлежащего этикета – войска шпалерами, народ впраздничном, корону снимают с головы и уносят на подушке четверо дворян, палачв белом, барабанная дробь, позолоченный топор… Если вздумаете обвинить меня вкаком-нибудь страшном заговоре – готова подыграть абсолютно во всем. Лишь бы церемониябыла обставлена по-королевски. Одно немаловажное уточнение: не хочу, чтобыприпутывали черную магию. Я не слишком дерзка в просьбах?

– А пощады просить вам, конечно, кажется чересчурунизительным? – с интересом спросил Сварог, успевший оценить собеседницупо достоинству: она говорила совершенно серьезно, какие там шуточки…

– Если вы твердо решили со мной разделаться, никакие мольбыне помогут, а прельстить мне вас нечем: кладов не зарывала, серьезных тайн незнаю, а для постели вашей я старовата, конечно, – у вас ведь молоденькихневпроворот, доходили до меня кое-какие сплетни и донесения… Жить, конечно,хочется, – сказала она просто и открыто. – Но к чему унижаться, еслиэто все равно не спасет? Взойдешь на эшафот с достоинством – по крайней мере,память останется, какой-нибудь щелкопер в хроники вставит, распишет со всемвосторгом. Меня всегда восхищала историческая фраза короля Хея перед плахой:повернулся человек к палачу и этак небрежно, через губу, процедил: «Дышите вдругую сторону, любезный, от вас луком несет…» Не слышали? А ведь у вас в Гланедело происходило, хоть и давненько…

– Интересно, как бы вы поступили на моем месте? –задумчиво спросил Сварог.

– К чему гадать? Местами нам все равно не поменяться, укаждого свое…

Дверь шумно распахнулась, и в кабинет ворвался князь Гарайла– запыхавшийся, в расстегнутом мундире. Поведя налитыми кровью глазами, оноблегченно вздохнул, привалился спиной к косяку, держа руку на эфесе меча,отдышался и с видом кота, словившего, наконец-то, хитрющую мышь, замурлыкал:

Мамочка моя, мама,

Полно меня стеречь!

Когда девчонка упряма,

Силком ее не уберечь…

Зря, что ли, говорится:

«Сладок запретный плод»;

Когда взаперти девица,

Сильнее любовь влечет…

Не удостоив его и взглядом – лишь слегка повернув голову всторону генерала, Старая Королева произнесла восхитительно ледяным иравнодушным тоном, заставившим Сварога про себя взвыть от зависти (сам он ещене достиг таких высот в обращении с голосом и интонациями):