– Чем же вы можете мне помочь? – весело спросилаона. – Все, что могло случиться, уже случилось, статьи в газетахнапечатаны, а отвечать на них я не собираюсь, это я вам уже объясняла. Какуюеще помощь вы хотите мне предложить?

В этот момент к прилавку наконец соизволила подойти сонноговида продавщица. Она встала прямо напротив Татьяны и стала с отсутствующимвидом ждать, чего пожелает покупательница.

– Вот этот торт, пожалуйста, – попросила Татьяна,указывая пальцем на яркую коробку.

– Все? Или еще что-нибудь?

Татьяна быстро окинула глазами прилавок. Сколько всеговкусного! И так всего хочется… Правда, если набрать все это, то нести будет тяжело,а врач велел воздерживаться от поднятия более чем двух килограммов. Ладно,цветную капусту она не возьмет, и шампиньоны тоже, но вот от гавайской смесиона не удержится, это точно. И еще котлеты по-киевски, Ира всегда их здесьпокупает, они ужасно вкусные.

Сложив покупки в пакет, она собралась выйти из магазина,когда заметила все того же журналиста, который терпеливо ее поджидал. Он вышелна улицу вместе с Татьяной.

– Можно, я вас немного провожу? Или вы торопитесь?

– Мне некуда торопиться, я же домохозяйка, на работу нехожу. А зачем вам меня провожать?

– Мне приятно беседовать с вами. Вы очень неординарнаяженщина, Татьяна Григорьевна.

– Хорошо, и о чем мы с вами будем беседовать?

– О вас. Мне кажется, у вас наступил трудный период. Я неошибаюсь?

Она с удивлением взглянула на своего спутника. Приятноелицо, внимательные добрые глаза, бархатный голос. И выражение безбрежнойдоброты, сочувствия и понимания. Неужели она действительно производитвпечатление несчастной?

– Вы ошибаетесь. У меня замечательный период. Ожиданиематеринства, творческий подъем – чего еще желать? Я абсолютно счастлива.

– Ваши глаза говорят о другом.

– Мои глаза говорят только о том, что мне тяжело ходить, нос этим я мужественно борюсь. Это проблема чисто физического порядка, и потом, янадеюсь, она скоро закончится.

Она засмеялась и переложила пакет из одной руки в другую.

– Давайте я понесу, – спохватился журналист.

– Не стоит, сумка не тяжелая.

Некоторое время они шли молча, потом журналист заговорилснова.

– Мне кажется, вам с вашим талантом должно быть очень трудносуществовать в нашей жизни.

– Вы это уже говорили, – заметила Татьяна, – впрошлый раз. Но разве у меня есть выход? Жизнь такова, какова она есть, ибольше никакова. Это не мои слова, но я с ними полностью согласна. Я существуюв той действительности, которая есть. Другой-то не будет.

– Вы заблуждаетесь, – с горячностью возразил еесобеседник. – Возможна совершенно другая жизнь, в которой вы будететворить свободно и независимо и никто никогда не скажет о вас худого слова. Васне будут обманывать, вас не будут предавать, вам будут помогать раститьребенка. Но самое главное – вы не будете одиноки, вы не почувствуете себяпокинутой и никому не нужной. Вот о какой помощи я говорю.

Татьяна остановилась и внимательно посмотрела на него. Потомслегка улыбнулась.

– Все это прекрасно. Но мне это не нужно.

– Почему?

– Потому что я и так свободна и независима. Потому что я неодинока, меня никто не обманывает и не предает. Что же касается худых слов, тоэто вещь абсолютно естественная. Нет людей, которых бы любили все поголовно, иобязательно найдется кто-то, кто говорит про тебя плохо, так что глупо пытатьсяэтого избежать. И у меня нет ощущения, что я покинута всеми и никому на этомсвете не нужна. Не обижайтесь на меня. Я ценю ваш порыв и благодарна вам заготовность помочь. Но мне все это не нужно.

– Не отказывайтесь сразу, – попросил он. – То, чтоя сказал, звучит не совсем обычно, согласен. Может быть, поэтому мои словавызвали у вас реакцию отторжения. Но вы все-таки подумайте.

– Хорошо, я подумаю, – согласилась она исключительно извежливости. Ей не хотелось обижать этого славного человека, который так близкок сердцу принял оскорбляющие ее публикации и от имени всех читателей обиделсяна своих собратьев по перу.

Оставшуюся часть пути до ее дома они прошли, изредкаперебрасываясь ничего не значащими фразами о современной журналистике и оположении с печатными изданиями.

– Знаете, читая ваши книги, мне показалось, что вы почему-тоочень не любите журналистов, – сказал он с улыбкой. – У вас иногдапоявляются персонажи, занимающиеся журналистикой, и все они как на подбормалосимпатичные. Это связано с вашим личным отрицательным опытом общения сними?

– Ну что вы, я к журналистам прекрасно отношусь. Они же невиноваты, что в их профессии такие правила игры, и честно их соблюдают. Нельзяже обвинять врачей-гинекологов в убийствах только потому, что они делаютаборты. Работа такая. Журналисты поливают людей грязью и публично стирают ихнижнее белье, потому что газета должна приносить прибыль, иначе она умрет. Априносить прибыль она может только тогда, когда ее будут активно покупать.Чтобы газету или журнал покупали, они должны будоражили мысли и чувствамаксимально большого числа людей. А дальше все просто: каково население, таковаи пресса. Если людей в данной стране и в данное время будоражат исключительночужие прегрешения, если населению хочется каждый день читать о ком-то, что онсексуальный извращенец, сволочь, вор и взяточник, то нужно всего лишь пойтинавстречу этим пожеланиям, и все будет в порядке. Издание будут покупать, и онобудет приносить прибыль. Вот и все. Так что обижаться на них совершенно не зачто.

– Да, нелестное у вас мнение о нас, – покачал головойжурналист. – Но вы удивительно мудры, Татьяна Григорьевна. От вас дажетакое выслушать не обидно.

– Мы пришли, – заметила Татьяна. – Спасибо, чтопроводили.

– Вы обещаете подумать о том, что я сказал?

– Обещаю, – быстро ответила она, чтобы отвязаться отнего, и тут же вошла в подъезд, чтобы он не успел попросить ее номер телефонаили сунуть ей визитную карточку со своими координатами. Иначе как же он сможетузнать о результатах ее раздумий?

* * *

– Почему вы не докладываете мне о ходе комбинации сТомилиной? У меня такое впечатление, что вы избегаете разговора на эту тему.Возникли трудности?

– В некотором роде. Но я полагаю, они легко преодолимы.

– Мне не нравится ваше настроение, и оптимизма вашего я неразделяю. В чем дело? Что с этой Томилиной не так?

– Она отказывается от помощи. Я не понимаю, в чем дело. Всебыло разыграно как по нотам, а она соскакивает.

– Вот! Я так и знал, что ваш метод ни к чему хорошему неприведет! Вы вечно гонитесь за какими-то новациями, витаете в эмпиреях,изобретаете бредовые теории, придумываете черт знает что, вместо того чтобы действоватьстарыми проверенными методами. Надо было работать с ней так же, как со всеми,изучать личность, собирать сведения, знакомиться, входить в доверие, а выпридумали какой-то идиотский литературный анализ и полагаете, что на его основесможете выявить личностные характеристики объекта. Не сможете! Я и раньше этоподозревал, а теперь это стало для меня абсолютно очевидным. Томилина оказаласьсовсем не такой, какой вы ее себе нарисовали, и вся ваша схема на нее недействует.