– И снова вы ошибаетесь, – терпеливо возразилаНастя. – Каждый человек в подобной ситуации полагает, что никто не знает оего отношениях с любовницей, а на самом деле об этом знают все или почти все,просто ему об этом не говорят. Есть множество мелких примет, по которымопределяется наличие романтических отношений, а люди далеко не слепцы, уверяювас. Так вот, никто из ваших собратьев по телевидению ни разу никаких такихпримет не заметил. И я вынуждена сделать вывод, что вы особо тщательно охранялитайну вашего романа. А теперь встаньте на мое место и представьте себе, что выраскрываете убийство Андреева и Бондаренко. Все как на ладони, и только уодного фигуранта есть какая-то тайна. Вас бы это заинтересовало?

– Я не стою на вашем месте, – сухо сказал Уланов. –И прекрасно чувствую себя на своем. Раскрытием убийства занимаетесь вы, а не я.Не пытайтесь переложить на меня ваши собственные проблемы.

– Это не мои проблемы, Александр Юрьевич. Это ваши проблемы.Вы же понимаете, что установить личность этой женщины для нас не представляетникакой сложности. Привлечем службу наружного наблюдения, походим за вамидва-три дня – и все узнаем. А вот ваше упорное нежелание ее назвать менянастораживает. И я начинаю думать, что с именем этой дамы связано что-то касающеесяубийства ваших коллег. Попробуйте меня разубедить.

– Но это полная чушь! – возмутился он. – Как вамтакое в голову пришло?

– Пришло, как видите. И не уйдет оттуда, пока вы молчите.

Она собралась уже произнести следующую фразу, как зазвенелтелефон. Это был Гордеев.

– Настасья, ты одна?

– Нет.

– Выйти не можешь?

– Не хотелось бы.

– Но к тебе можно зайти?

– Конечно.

– Сейчас Игорь зайдет с таблицей, туда надо вписать двецифры. Это срочно, начальство ждет документ. Сделаешь?

– Конечно, – коротко повторила она. – Пустьзаходит.

Пока она разговаривала, Уланов расслабился. Он до такойстепени не чувствовал опасности, что даже не прислушивался к тому, что онаговорила по телефону. Может быть, он и вправду не имеет к убийству никакогоотношения? Уж очень он благодушен. Настю не обманул его холодный сухой тон, этобыла обычная манера вести себя, присущая людям высокомерным, которые априорисчитают окружающих значительно глупее себя. Это высокомерие не было проявлениемвраждебности, Уланов действительно не чувствовал опасности, не нервничал и ненапрягался. Кажется, она напрасно тратит время с ним. Впрочем, есть ведьпоручение следователя, и надо узнать поименно всех тех, с кого Андреев вымогалденьги, чтобы очертить круг подозреваемых.

Лесников появился спустя несколько секунд после того, какона положила трубку. Уланов со спокойной улыбкой оглянулся на вошедшего.

* * *

Я увидел его и остолбенел. Хорошо, что я в этот момент сиделна стуле, а не стоял. Наверняка упал бы. Что здесь делает этот тип? Наверное,его тоже вызвали на допрос. У меня пытаются выведать имя моей несуществующейбудущей жены, и вполне логично, что так же пристально изучают личную жизньВики. Вот и до ее хахаля добрались.

Это была первая моя мысль, когда я увидел в дверном проеместройную фигуру этот лощеного красавчика. Но вторая мысль совершенно завеламеня в тупик.

Я ничего не понимал. Почему он протягивает Каменскойкакие-то бумаги? Она открыла сейф, достала папку, полистала ее, положила настол, прижимая ноготь к строчке, вписала в принесенный документ шестизначноечисло. Потом снова полистала папку, вписала еще одну цифру. Красавчикпоблагодарил и вышел из комнаты. Неужели я ошибался и Викин любовник вовсе непровинциальный искатель богатеньких столичных штучек, а работник МУРа? Впрочем,кто сказал, что в МУРе не работают провинциалы, желающие получше устроиться?

Это объяснение меня не удовлетворило. Я хотел ясности.Неужели Вика могла иметь любовника-милиционера и связаться с наемным убийцей?Это же верх неосторожности. Она никогда бы так не поступила. А еслимилиционер-любовник в курсе? Значит, он не милиционер, а оборотень,безнравственное существо, которое не имеет права здесь работать. Господи, дамне-то какое дело? Пусть живут как хотят и сами борются со своими врагами. Ивсе-таки я не удержался.

– Кто это? – спросил я у Каменской. – Нашсотрудник. А что, вы его знаете?

– Нет. То есть… Мне кажется, у него роман с моей женой. Сбывшей женой, – тут же поправился я.

– Этого не может быть, – спокойно сказала она. – Унего прекрасная семья, и он очень привязан к своей жене. Вы ошибаетесь,Александр Юрьевич.

– Да нет, – усмехнулся я, – на этот раз неошибаюсь. Я совершенно точно знаю, что он завел шашни с Викторией.

Я говорил какие-то глупости, даже не слыша самого себя,потому что судорожно пытался сопоставить одно с другим. Он женат? Тогда зачемему Викина квартира и Викины деньги? Что он будет с ними делать? Покупатьмодную одежду? Он не сможет объяснить жене ее происхождение, а значит, несможет носить. Автомобиль он тоже не купит, потому что об этом сразу же станетизвестно налоговой инспекции и ему придется объяснять, откуда у него такиеденьги. И отношения с Викой моментально выплывут наружу. Скорее всего онсобирается разводиться и увольняться из милиции. Тогда это хоть как-то можнообъяснить.

– Игорь встречался с Викторией Андреевной один-единственныйраз, – сказала Каменская. – Он опрашивал ее, выясняя подробности овас лично и о вашей работе, а также об Андрееве и Бондаренко. Разве она вам нерассказывала?

– Нет, – растерянно ответил я. – Когда это было?

– Сейчас скажу точно.

Она снова открыла сейф, достала другую папку и вытащила изнее листок. Назвала дату и место встречи. То самое место, где мы с Викой таклюбили пить кофе и где я впервые увидел ее с любовником. Якобы с любовником. Чтож, значит, настоящего любовника я еще не видел. Любопытно было бы взглянуть,ради чьих роскошных гениталий принесены такие жертвы.

– Александр Юрьевич, вернемся к нашим делам. Мне нуженточный перечень тех людей, за передачи с участием которых Андреев брал деньги.

Я оторопел. Откуда она узнала? Глупо делать вид, что непонимаешь, о чем она говорит. Раз говорит, значит, уже знает.

– Это трудно, – уклончиво ответил я. – Викторникогда этого не говорил нам. Просто один раз в месяц раскладывал деньги по конвертами раздавал нам. Мы не спрашивали его, чьи это деньги, потому что он все равноне сказал бы.

По ее лицу я видел, что она мне не верит. Ну и пусть неверит. Она все равно не докажет, что я лгу. Конечно, я знал, за кого конкретнополучены деньги. Но признаться в этом было для меня равносильно признанию впрямом соучастии. Почему-то мне казалось, что выглядеть неосведомленным вданном случае лучше.